нЭ удержался-таки

[Schnizel]

Оно все-таки постучалось, и его стремно даже на фикбук выкладывать - human-AU явно не в фаворе у фэндома оменсов, судя по их малому количеству. Пусть пока здесь полежит, а там видно будет.


Влажная листва под подошвами ботинок – добротных, купленных на Бонд-стрит - не рассыпается с шелестом, а мягко пружинит, а висящая в воздухе туманная дымка щекочет чувствительные ноздри человека, шагающего напрямик через сад к небольшой местечковой церквушке, минуя тропинку. Туман оседает на одежде и волосах, у него запах прелой листвы и подгнивших яблок.

Детектив-инспектор Энтони Дж. Кроули, поднимает воротник короткого черного пальто, с шумом втягивает носом воздух и морщится. Кому-то окружающий его пейзаж может показаться исполненным уюта и романтизма – старинное здание церкви, подернутое пеленой утреннего тумана, яблоневые деревья с поникшими под тяжестью плодов ветвями, силуэты небольших аккуратных домишек с одинаковыми крышами. Кому-то, но не ему. Запах прелой травы и яблок не навевает ему мыслей о тихих вечерах у камина с бутылочкой сидра, для Кроули это запах застоя и загнивания, запах глубокой провинции, места, где никогда ничего не происходит.

Хотя, насчет ничего не происходит – само его присутствие здесь опровергает эту мысль. Если бы здесь ничего никогда не происходило, то твердая рука его шефа – старшего инспектора Валери Зевул – не выдворила бы его среди ночи из теплой постели, и ему не пришлось бы тащиться ни свет ни заря в богом забытую дыру под названием Тэдфилд.

Перед низкой решетчатой оградой, опоясывающей церквушку с садом, его встретила лишь машина парамедиков с выключенной мигалкой, притаившаяся в тени деревьев. Двое мужиков в одинаковых форменных куртках маячили рядом с тлеющими сигаретами и термо-кружками в руках. Их присутствие здесь явно не требовалось – судя по отчету местного констебля, человек внутри церкви уже некоторое время был безнадежно мертв, а фургончик службы судмедэспертизы уже наверняка выдвинулся из Лондона следом за Кроули, чтобы забрать тело.

Местный блюститель порядка, собственной персоной, топчется на пороге храма Божия, зябко поводя плечами. Темноволосый, чуть выше среднего роста и еще совсем молодой парень с простоватой физиономией, назвавшийся Ньютом Пульцифером, с ходу вываливает на Кроули кучу нужной и ненужно информации, а тот бурчит в ответ нечто маловразумительное и не слишком любезное, а потом наконец переступает порог церквушки.

Кроули ни разу не любитель любых помещений, предназначенных для религиозных ритуалов, внутри ему всегда более или менее не по себе, хотя в этой своей слабости он никогда никому не признавался, разве что однажды… Впрочем, некоторые страницы его биографии давно перевернуты, нет смысла к ним возвращаться.

Внутри все предельно просто и аскетично, за исключением двухметрового распятия из черного дерева изумительно тонкой работы – фигура Христа буквально излучает страдание и благодать каждой черточкой, каждым изгибом мучительно напрягшихся мышц, складки его набедренной повязки тщательно проработаны неизвестным мастером, как и детали тернового венца.

Кроули недосуг разглядывать обстановку, он вновь морщится – обостренное от природы обоняние улавливает запах крови, прямо как в мясной лавке.

Тело со вскрытой грудной клеткой лежит прямо перед алтарем, и крови из-под него и вправду натекло прилично. Одного взгляда Кроули хватает, чтобы понять, что спихнуть это дело на местную полицию не удастся – вокруг убитого очерчен круг, а внутри него нарисованы странные знаки, довольно явно указывающие на ритуальный характер убийства. Версия про бродяг, забравшихся в церковь ночью и перессорившихся из-за содержимого ящика для пожертвований, рассыпается с треском, и Кроули тоскливо возводит глаза к одному из оконных витражей, размышляя о том, что в этой дыре в такую рань негде будет даже кофе выпить, и что, похоже, он тут застрял на неопределенное время. Изображенный на витраже белокурый ангел глядит на него, кажется, с толикой сочувствия.


***

- Слушай, ну почему я, а? Хастур с Лигуром очень неплохо бы управились, да и свежий воздух им не повредит, оба уже практически обросли плесенью и бородавками.

- Считай, что ты пользуешься моим особым расположением, - в тоне шефа явно звучат издевательские нотки. – Ты лучший сотрудник, Кроули, гордись.

- Охотно уступлю это звание кому-нибудь другому, - бурчит тот, делает большой глоток из кружки с кофе, обжигается и сдавленно шипит.

- Выше нос. Судмедэксперты уже скоро будут на месте, покрутись пока на месте, оглядись. Я вышлю тебе командировочные документы в электронном виде. Возможно дело яйца выеденного не стоит, ты управишься за пару дней и повысишь процент раскрываемости по нашему подразделению. Словом – я на тебя надеюсь.

Старший инспектор Зевул уже отключилась, а Кроули глядит на темный экран смартфона со смесью брезгливости и досады так, будто злосчастный гаджет в чем-то виноват.

- Попробуйте мой домашний яблочный пирог, голубчик, не пожалеете.

Мадам Трейси, владелица небольшой кофейни, ставит перед Кроули тарелку с пирогом и игриво ему подмигивает. Четверть часа назад эта ярко-рыжая, злоупотребляющая косметикой особа бальзаковского возраста предложила ему снять комнату в ее особняке, где уже квартировал сержант Шедвелл, руководивший местным полицейским участком, как будто знала, чем закончится его разговор с шефом.

С обреченным вздохом Кроули берет вилку и втыкает ее в мягкое тесто. Подкрепиться и вправду не помешает - ему в самом скором времени предстоит допросить местного священника, который уже вот-вот должен вернуться из кратковременной отлучки в Лондон, а еще собрать первичные показания свидетелей, если таковые найдутся.


***

Дверь в небольшой флигель, примыкающий к зданию церкви, приоткрыта, Кроули стучит костяшками пальцев и заходит, получив изнутри любезное приглашение.

Священник уже успел облачиться в сутану, и теперь тщательно расправляет складки дорожного черного костюма, прежде чем убрать его в шкаф. Пастор стоит вполоборота, его лица не видно, виден лишь край округлого подбородка и затылок со встопорщенными совсем светлыми волосами над жесткой кромкой колоратки.

«Будто цыплячий пух, - думает Кроули, ощущая словно толчок изнутри, ускоривший биение его сердца. Когда же священник оборачивается, улыбаясь приветливо и чуть виновато, сердце детектива-инспектора пускается вскачь будто танцор, резко ускоривший темп. Он шумно втягивает воздух носом и выпускает его через рот вместе с одним-единственным словом.

- Ангел…

- Кроули! Бог мой, это и вправду ты.


Двадцать два года назад Энтони Дж. Кроули открыл дверь другого помещения – комнату в резиденции при колледже Илинг. Открыл он ее совершенно по-другому – без стука, пинком ноги. А что было делать, если в его правой руке был чемодан, а в левой гитара?

И первое что он увидел это стоящий вполоборота к нему его будущий сосед – похожие на цыплячий пух светлые волосы, вьющиеся трогательными кудряшками над воротом кашемирового свитера, по-детски округлая линия щеки и подбородка, мешковатая фигура в целом, но довольно симпатичная задница, обтянутая твидовой тканью брюк в мелкую серую клетку.

Кроули не ответил на приветствие и не поздоровался сам – шагнул внутрь, водрузил чемодан и гитару на кровать, сам плюхнулся на стул, задрав ноги в тяжелых черных ботинках с заклепками на край стола, откуда его новый сосед торопливо снял стопку каких-то потрепанного вида старых книг.

Выглядел сосед типичным ботаником – невысокий, кругловатый с написанной на лице непроходимой младенческой наивностью. Полная противоположность самому Кроули – долговязому, тощему, носатому с нечесанными рыжими патлами, падающими на плечи, увешанному рок-атрибутикой, который не удосужился снять свои солнцезащитые очки даже в помещении.

- Тебя зовут Энтони, да? А как мне тебя лучше звать – Энтони, или Тони?

- Ни так, ни эдак. Зови меня просто Кроули. Уяснил?

Ботаник просиял улыбкой, не обращая внимание на нелюбезный тон.

- А я Эзра. Эзра Изекииль Фелл, это мое полное имя. Очень рад с тобой познакомиться, Кроули.