Если не можешь победить честно, тогда просто победи
01.02.2015 в 00:15
Пишет WTF Benjamin Linus 2015:WTF Benjamin Linus 2015. Миди G – PG-13
Три дольки лимона, один зубчик чеснока и сельдерей
В конце концов
Разговор
Расскажи мне историю
Прикладная наука
Александра в стране чудес, или вдогонку за белым кроликом
Отведи меня в церковь
URL записиТри дольки лимона, один зубчик чеснока и сельдерейВ конце концов
Разговор
Расскажи мне историю
Прикладная наука
Александра в стране чудес, или вдогонку за белым кроликом
Отведи меня в церковь
Название: Отведи меня в церковь
Автор: WTF Benjamin Linus 2015
Бета: WTF Benjamin Linus 2015
Размер: миди, 7945 слов
Пейринг/Персонажи: Бенджамин Лайнус, Гарольд Финч, Джон Риз, Медведь, Лайонел Фаско, ОЖП
Категория: джен
Жанр: фантастика, философия, экшн
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: сиквел к работе «Обмен», написанной на ФБ-2013: fk-2o13.diary.ru/p191324026.htm
Краткое содержание: Высшие силы вмешиваются в нашу жизнь – незаметно подспудно, а иногда и напрямую. И вот, кто-то оказывается за тысячи миль от дома, чтобы попытаться перезагрузить операционную систему бортового компьютера космического корабля внеземного происхождения, а кто-то переносится из самого странного места на Земле в центр громадного мегаполиса и пытается спасти кого-то очень важного.
Примечание: кросс-овер с «Person of Interest», тайминг - середина второго сезона
Для голосования: #. WTF Benjamin Linus 2015 - работа "Отведи меня в церковь"
1. Бен
Кажется, сегодня пятница. Да, точно. Близятся ранние сумерки; слабые лучи ноябрьского солнца едва-едва пробиваются сквозь редкую облачность, натыкаются на крыши и стены небоскребов, переплетения проводов, нагромождения фонарных столбов, светофоров и бессильно обвисают, так и не достигнув серого асфальта.
Мегаполис сдержанно гудит шумом проезжающих мимо авто, отголоском полицейских сирен, человеческими голосами, музыкой, звучащей непонятно откуда, мигает световыми рекламными панно. Электрический свет, смешиваясь с солнечным, бросает на асфальт резкие тени от человеческих фигур. Двое мужчин и одна собака идут рядом.
Бену нравятся огромные города. Не то, чтобы он жаждал поселиться в одном из них, нет. Слишком суетливо, чтобы терпеть это изо дня в день, слишком много людей, слишком много раздражающих факторов. Но на короткое время очень даже. Да, вполне. Особенно если надо улаживать дела, требующие нестандартных подходов. Он украдкой косится снизу вверх на своего рослого спутника. Глаза Джона Риза теряются в глазницах, черты кажутся резче. Все его лицо расцвечено кровоподтеками. Три сломанных ребра, легкое сотрясение мозга, трещина лучезапястной кости, царапины и гематомы не в счет. И он идет выгуливать собаку. Чудно. Человек-терминатор. Несгибаемый, упертый, несговорчивый. И крайне трудно управляемый. Теперь вот Риз усиленно делает вид, будто его, Лайнуса, тут просто нет. Будто он пустое место. Можно путем логических умозаключений догадаться, что совместные прогулки были для этих двоих чем-то особенным, даже интимным. Бен сардонически дергает уголком рта. Как трогательно, боже ты мой. Медведь время от времени оглядывается на него через плечо с немым вопросом и даже, как будто, с неодобрением в глазах. Угу, и он туда же. Кто угодно мог перепутать их с Финчем, но только не собака. Впрочем, Риз тоже догадался практически сразу. Два верных пса…
В Центральном парке все как обычно — ровные дорожки, присыпанные опавшей листвой, спортсмены, собачники, почти голые ветви деревьев и кустарника, чуть подрагивающие на ветру. Риз отцепляет поводок, медленно опускается на скамью. Болезненная гримаса едва заметной тенью мелькает на его лице. Лайнус пристраивается рядом — не слишком близко, но так, чтобы со стороны они не выглядели незнакомцами, случайно усевшимися на одну скамейку. Молчит. Он хорошо знает, когда и что нужно говорить, а когда стоит просто помолчать. Риз не выдерживает первым — медленно поворачивает голову, глядит в упор, тяжело и недобро. Отек на левом глазу заметно спал, но зрелище все равно не для слабонервных. Произносит — негромко, с хорошо рассчитанными интонациями, заставившими бы любого здравомыслящего человека немедленно ретироваться куда подальше.
— И какого черта ты тут делаешь, а?
Лайнус смотрит в ответ открыто и младенчески невинно. Отчего-то в голове всплывает первая неделя после их знакомства, тот день, когда Риз впечатал его в стену, замахнулся кулаком, да так и застыл изваянием. И Лайнус мгновенно интуитивно понял, что тот никогда его не ударит. Не ударит, не выстрелит и не причинит вред. Просто физически не сможет.
— Я приглядываю за тобой, Джон. Характер твоих травм таков, что ты можешь грохнуться в обморок прямо посреди улицы.
— Супер. Я сейчас расплачусь.
Риз отворачивается, уставившись перед собой в одну точку.
— Джон…, — голос Бена звучит мягко, но не вкрадчиво, а с той максимальной искренностью и теплотой, на которую он только способен, — Ты не должен отвергать мою помощь. Однажды ты уже отверг её. Помнишь, к чему это привело? Ты потерял своего подопечного, свой номер, так вы их называете. А сам оказался в руках колумбийского наркокартеля, откуда, между прочим, именно я тебя вызволил. — Губы Риза сжимаются в тонкую линию, лицо каменеет. — Тебе придется признать, что один ты не справишься.
Тот вновь медленно поворачивает голову в его сторону.
— Я понимаю, зачем все это нужно было Финчу, я понимаю его мотивы. Но я не понимаю, зачем тебе нужно мне помогать. Пока я этого не пойму — мы не сработаемся.
Бен отворачивается, покусывает губу, морщит лоб.
— Послушай… Я не стану строить из себя филантропа и спасителя мира. Но я не бессердечный злодей, каковым ты меня, по-видимому, считаешь. У меня есть то, что мне дорого, то, что я хочу защитить. И на данный момент, наши с тобой интересы совпадают. Устроит тебя такой расклад?
Медведь появляется откуда-то сбоку, тащит в зубах то ли ветку, то ли древесный корень. Гордо кладет добычу Ризу на колени, садится рядом, всем своим видом показывая, что ожидает похвалы. Джон рассеяно проводит ладонью меж собачьих ушей, его мысли явно витают где-то далеко. Так и не удостоив Лайнуса ответом, он встает, пристегивает поводок и направляется к выходу из парка, а Бену ничего не остается, кроме как последовать за ним, проклиная про себя несгибаемую упертость этого человека.
Когда где-то на пол-пути к библиотеке один из таксофонов начинает звонить, Риз заметно вздрагивает, на миг утратив железный самоконтроль. Замирает посреди улицы, потерянно и обреченно глядя на злосчастный аппарат, настойчиво продолжающий заливаться переливчатой трелью.
— Возьми трубку, Джон, — произносит Лайнус, пряча в мягкости тона сталь приказа, — ты же не собираешься сдаваться, верно? Возьми её, и не повторяй прошлых ошибок. Теперь жизни ваших номеров зависят только от тебя.
Риз деревянно делает шаг в сторону, снимает трубку и подносит к уху. Пока он запоминает код, Бен пристально вглядывается в мигающий алым огонек уличной камеры прямо над их головами. Он думает о том, зачем человек, который создал монстра, мог понадобиться Острову.
2. Гарольд
Аварийный ящик принесло течением на третий день. Весьма кстати — растительная диета успела ему порядком поднадоесть. Финч с трудом выволок его на берег, вскрыл и, к радости своей, обнаружил, что содержимое почти не пострадало после длительного пребывания в воде. Счастливая случайность тут была не при чем — он сам заблаговременно позаботился о том, чтобы его личный самолет был оснащен должным образом. В ящике обнаружился фонарь, набор инструментов, одеяло, газовая горелка, консервы, аптечка, бритвенный прибор, зубная щетка, паста, туалетная бумага и некоторый запас питьевой воды, в котором особой нужды не было, поскольку местная вода была чистой на вид и не вызывала неприятных последствий после употребления. «Выживают параноики», так он любил говорить. Какова была вероятность, что его самолет разобьется, что он выживет и окажется на необитаемом острове в океане? Память услужливо подбросила удручающе крошечные числа, которые ему были известны задолго до аварии, но он все равно позаботился об аварийном ящике. Потому что выживают параноики.
Распаковав аптечку, Финч выкатил на ладонь две обезболивающие пилюли, некоторое время задумчиво на них глядел, а потом отправил обратно во флакон. Боль в пояснице и шее исчезла. Хотя по всем законам медицины, логики и здравого смысла, она должна была усилиться — шок от аварии, пребывание в воде, две ночевки на голой сырой земле. Он по-прежнему не мог повернуть голову, но хромота почти прошла. Это заставляло его сомневаться в реалистичности происходящего. Собственно, как и многое другое.
Обломки самолета продолжали появляться. Волны, вальяжно накатывая на белоснежный, как на лучших курортах, песок, оставляли их на берегу, словно пёс, который приносит мячик хозяину. Гарольд вытаскивал обломки на берег и тщательно изучал. Он, в целом, только и делал, что думал. Чем еще заняться человеку, оставшемуся без компьютеров, книг, музыки?
Паззл никак не складывался. Во-первых, причина катастрофы так и осталась ему неясна. Приборы вдруг, ни с того, ни с сего, словно взбесились, он едва успел переключиться на ручное управление и попытался выровнять самолет. А потом был белый слепящий свет. Он летел в Мельбурн. Зачем? Нет, серьезно. Такое ощущение… Такое ощущение, что Машина сознательно подводила его к этому полету в интересах их нового номера, которым оказался австралийский дипломат. На кой черт ему понадобилось лететь на своем самолете на такое расстояние? Ах да, билеты на ближайший рейс закончились, вот незадача. Можно было подождать следующего. Что толку сейчас сожалеть? Интересно, как там Джон. Как он справляется. Нет, он не мог поверить… Не мог. Если бы Джона не стало, он бы это почувствовал, это на уровне каких-то первобытных инстинктов. Джон тоже не должен. Он должен надеяться и ждать. Он должен его искать. И, возможно, найти. С помощью Машины. Машина… Финч чуть заметно качает головой. Нет, не сходится. Судя по обломкам, он не мог выжить. Ну никак. Он не мог добраться до берега, он даже спасательный жилет надеть не успел, все случилось чересчур быстро. А он окончательно пришел в себя уже на берегу, до этого момента сознание подбрасывало лишь какие-то невнятные куски картинок. И на нем были очки. Какова вероятность того, что человек, упавший в воду, оглушенный и дезориентированный, сохранит свои очки, не приклеены же они к лицу, в конце концов? Можно высчитать процент в уме, ради интереса.
По ночам на небе зажигаются звезды. Финч лежит на спине и бездумно глядит на сияющие огоньки в темноте необъятного космоса. Когда он в последний раз вот так валялся без дела и смотрел на звездное небо? Очень, очень давно. Экраны мониторов заменили ему целый реальный мир, к добру, или к худу. Ночи были теплыми. Он укутывается в одеяло и пристраивает свернутую куртку под шею. Не ортопедическая подушка, конечно, но, учитывая отсутствие привычных болевых ощущений, вполне приемлемо. Засыпает быстро, утомленный дневной жарой и непривычной физической активностью. Вернее сказать, Финч думает, что засыпает. Это можно назвать сном с большой натяжкой. Больше похоже на странное оцепенение, во время которого его мозг продолжает работать чуть меньше чем наполовину, рождая непонятные ему образы и ощущения. Ему кажется, что он висит в пустоте космоса, а прямо под ним огромный часовой циферблат. Реально огромный, размером с… остров. И это лишь фасад, поверхность, а внутри сложнейший механизм, гораздо более сложный, чем любой часовой механизм, и даже более сложный, чем любой компьютер. Даже Машина… Даже Машина? Эта мысль заставляет его внезапно и резко проснуться, вернее, выйти из оцепенения. Волны успокаивающе шепчут неподалеку, темный горизонт сливается с водной поверхностью. Джунгли позади него живут своей загадочной ночной жизнью, вмешиваться в которую у Гарольда нет никакого желания. Но не хватает какого-то звука. И Финч вдруг понимает, какого именно — тиканья часов. Этот звук должен быть довольно громким. Значит, часы остановились. Он натягивает одеяло до самого подбородка, нашаривает лежащие рядом очки. Часы остановились. Что бы это значило? Веки тяжелеют, неудержимо клонит в сон, и он засыпает.
А утром за ним приходят люди.
3. Лайонел
— Что тебя беспокоит?
Джосс прикусывает нижнюю губу, морщит лоб. Во всей её позе сквозит тревога и напряжение.
— Мне не разрешили их допросить… Если они виновны, то наверняка должны что-то знать про HR. Если виновны…, — она замолкает, мотнув головой и глядит в одну точку.
— Отдел внутренних расследований никому не позволяет вмешиваться в их работу, ты же знаешь.
— Знаю. Но мне от этого не легче.
Фаско внезапно обуревает острый приступ сочувствия и заботы с легкой примесью раскаяния. Ему хочется положить руку ей на плечо, что-то сказать и сделать, что помогло бы снять с нее хотя бы часть тревог и нераскрытых загадок. Но это плохая идея, учитывая нрав напарницы, и он просто позволяет ей вновь углубиться в чтение чьего-то досье, целая стопка коих высится на её столе справа от монитора. Да, дело о двух детективах отдела по борьбе с наркотиками, которых взяли с поличным при получении взятки, дурно пахнет, это понятно. Такие дела всегда пахнут дурно. Одного из арестованных полицейских, детектива Кастилло, Картер знала лично еще с академии. Это всегда тяжело. А тут еще Риз… Чудо-парень скрытничает, он почему-то не хочет рассказывать Картер о том, что Финч исчез, а на его месте оказался двойник. Может и правильно, что не хочет. От всего этого мистического дерьма можно угодить в дурку. Джосс чувствует, что он что-то скрывает, и это не дает ей покоя. С другой стороны - Риз держит в неведении Картер, но доверился ему. Какого, спрашивается? С Джосс они куда более близки, а он всего лишь продажный коп, которого заставили работать на человека-в-костюме под угрозой разоблачения. Ладно-ладно, бывший продажный коп. И работает на чудо-парня и его таинственного босса он уже не из-за страха, а вроде как, по совести. Но все равно — Риз мог принести тот стакан с отпечатками пальцев Картер, а не ему. Теперь у него две головные боли — не проболтаться напарнице, да еще эта ситуация с отпечатками… Риз пока не знает. Фаско тогда не нашел хозяина отпечатков ни в полицейской базе, ни в базах Интерпола и спецслужб, он так и сказал Ризу — полный тупик. Но буквально несколько дней назад эти самые отпечатки мелькнули в деле о полицейских-взяточниках. Разумеется, они не были никем опознаны кроме него, когда он всеми правдами-неправдами получил доступ к сопутствующим делу материалам, чтобы помочь Картер с информацией об HR. Все слишком легко стыковалось в этом деле, подозрительно легко. Неопровержимые улики, острая нужда в деньгах, как личный мотив, свидетельские показания. Правда, обвиняемые упорно отказывались признавать вину. Что ж, их можно понять. Коп в тюрьме — это ходячий покойник. Если это была подстава, то очень умелая и продуманная. Внезапная мысль приходит Фаско в голову, отнюдь не добавляя ему спокойствия. А что, если двойник Финча проворачивает темные делишки в славном городе Нью-Йорке? Тогда понятно, почему Риз обратился к нему, а не к Картер — ей крайне сложно идти на компромисс с совестью. И что же ему теперь делать, черт подери, в самом деле? Если оставить все как есть, то два возможно невиновных человека угодят за решетку. Если начать копать, то это затронет интересы Риза, явно не желающего огласки. Как будто в ответ на эти мысли, телефон в его кармане начинает вибрировать.
— Детектив Фаско…, — Лайонел ощущает, как по его телу ползут мурашки. У этих двоих даже голоса одинаковые. Твою ж мать, а. Что называется, вляпался по самое не балуйся. - Надо встретиться.
— Где и когда?
В горле пересохло, а внутри клубком ворочаются недобрые предчувствия. Фаско машинально кивает головой, запоминая место и время, позабыв, что собеседник не может его видеть. Хотя, со всей этой чертовщиной стоит ожидать чего угодно. Этот звонок… Не может же двойник Финча читать мысли, в самом деле. Мы же цивилизованные люди, не какие-нибудь дремучие дикари, которым легко задурить голову. Так он успокаивает себя по дороге к месту встречи, но получается как-то не очень.
У реки промозгло и сыро; ветер гонит рябь по воде и серые кустистые облака по небу. Фаско шагает по направлению к знакомой фигуре, ощущая внутри то самое неприятное, сосущее и скребущее, что всегда предшествует сложнорешаемым проблемам. Человек, стоящий к нему спиной, опершись о перила ограждения, оборачивается, и у Фаско вновь ползут мурашки по телу. Он, однако, старается придать себе независимый и даже грозный вид — выпячивает грудь вперед, сует руки в карманы. Лучшее средство обороны — нападение.
— Если вы, мистер Злой Близнец, думаете, что я буду каждый раз срываться по первому вашему требованию, то зря. Вы не Финч, и никогда им не станете.
Фаско ожидает в ответ ядовитой злодейской улыбки и какой-нибудь колкости, но Лайнус лишь слегка морщится и устало трет пальцами переносицу. У него невыспавшийся и слегка взъерошенный вид; ворот рубашки в тонкую полоску, проглядывающий поверх воротника пальто, помят, будто кто-то недавно тряс его за шкирку.
— Вы наверняка догадываетесь, зачем вы здесь, детектив. Я знаю, Джон просил вас проверить мои отпечатки. Знаю, что впоследствии вы обнаружили их в неких файлах, которые никак не должны были попасть в поле вашего зрения. И да — я скажу вам именно то, что вы ожидаете услышать. Не лезьте в это. Нет, не торопитесь принимать гордую позу и посылать меня куда подальше. Вернее, вы, конечно, можете это сделать. Послать меня подальше и натравить на меня полицию Нью-Йорка. Только вреда от вашего поступка будет несоизмеримо больше, чем пользы, верите вы в это, или нет. Может вы с Джоном и считаете меня кем-то вроде зловещего профессора Мориарти, но меня не интересуют ни деньги, ни власть, ни грязные игры на правительственном уровне, ни высокие технологии. Сфера моих интересов лежит куда выше всей этой мелкой суеты.
Фаско дергает уголком широкого рта, переминается с ноги на ноги. Ему не хочется признавать, но слова Лайнуса произвели на него впечатление. Отчего-то ему показалось, что они были искренними.
— А что это за сфера такая? — произносит он, кашлянув, и даже не ожидает ответа.
У Лайнуса множество выражений лиц, которые сложно описать словами, ибо человеческий язык чересчур для этого беден. Он глядит на Фаско с одним из этих своих странных выражений, а его не прикрытые стеклами очков глаза кажутся глазами инопланетянина.
— В человеческом понимании, это называется «служение Богу».
4. Джон
— Фу! Брось сейчас же! Фу, я сказала! Плохой, плохой пес! Сколько раз повторять — нельзя хватать всякую дрянь с земли!
Скользнув взглядом по горластой старухе, выгуливающей болонку рядом с его авто, Риз на секунду прикрывает глаза, вертит головой, разминая затекшую шею. Третий день наблюдения за новым номером на исходе, а результат пока нулевой. Плохо. Там, на втором этаже уютного домика в тихом районе зеленых лужаек и площадок для гольфа, еще горит свет. Да уж, дети редко ложатся спать по первому требованию.
Когда-то давно ему на глаза попалась статья ученого-генетика, который писал, что для улучшения генома человека нет ничего полезнее, чем смешение генов различных наций и рас. Кристиан Линдрусен, швед по происхождению, высок и тощ, как жердь, у него редкие светлые волосы, серые глаза под тяжелыми веками, вытянутое лицо и широкий лоб с залысинами. Его жена Малика ниже мужа на две головы, её кожа цвета густого кофе с легкой примесью молока, смоляные кудри, черные глаза, бархатистые из-за длинных ресниц и очаровательные ямочки на щеках. Их дочери Саге восемь лет и четыре месяца, она светлокожая и голубоглазая, её пшеничного цвета волосы вьются крупными кольцами, а губы пухлые как у матери-мулатки. Лучшая ученица в классе, играет на скрипке и фортепиано, сама сочиняет музыку, победитель разного рода детских конкурсов. Благополучный ребенок-вундеркинд из благополучной семьи — отец программист в «PID-Технолоджиз», мать домохозяйка, младший брат или сестра на подходе, Линдрусены еще не узнавали пол будущего ребенка. Почему Машина выдала номер девочки? Хороший вопрос. Они с Лайнусом узнали об этой семье практически все. Позавчера Бен появился в их доме под видом электрика, проторчал полтора часа на кухне, попивая чай и мило беседуя с Маликой. Надо признать, что хоть ему и далеко до Финча в плане компьютеров, зато он из тех людей, про которых говорят — «без мыла в любую задницу пролезет». В способности втираться в доверие, пудрить мозги и выведывать информацию, Лайнус обогнал не только Гарольда, но и его самого тоже, несмотря на крайне интенсивную подготовку в ЦРУ. Малика легко и незаметно выболтала ему всю семейную историю, вплоть до своих занятий йогой, детских хворей Саги и планов на ближайший отпуск мужа. Вдобавок, он подключился к домашней компьютерной сети, что позволило контролировать всю виртуальную жизнь Линдрусенов. В ней, на первый взгляд, не было ничего примечательного — заказы в интернет-магазинах, страничка Малики на фейсбуке с невинным женским трепом о кулинарии, моде и воспитании детей, рабочая переписка Кристиана. Но это только на первый взгляд. Выяснилось, что с домашнего компьютера регулярно уходят некие сообщения, адресованные словно бы в никуда, по крайней мере, отследить получателя не удалось, как и понять смысл посланий, которые напоминали программный код, не поддающийся расшифровке. Отправителем явно мог быть только Кристиан, учитывая специфику его работы. Что это было? Промышленный шпионаж? Или что-то посерьезнее?
В такие моменты Ризу особенно сильно не хватает Гарольда. Впрочем, себе самому он может не врать — нехватка Гарольда не имеет ничего общего с работой. Это похоже на фантомные боли в ампутированной конечности — зудяще, неотступно, с периодическими острыми вспышками, вроде накатывающих приступами желаний сорваться с места и нестись в библиотеку, в надежде застать там Финча — родного, уютного, с прямой закаменевшей спиной и разноцветными точками от светящихся мониторов в очках; серьезного, сосредоточенного и неприступного, с загадочной улыбкой, затаившейся в уголках губ. Но на месте Финча неизменно оказывается Лайнус, похожий на его искаженное отражение в зеркале — то же лицо, но другая мимика, те же глаза, но другой взгляд, та же фигура, но совершенно иная манера двигаться и совершенно другой стиль в одежде. Риз почти привык. Почти. Или просто внушил себе, что нужно привыкнуть, перетерпеть, дождаться. Финч вернется. Обязательно. Мучительнее всего осознание факта, что он никак не способен повлиять на возвращение Гарольда. Можно привязать Лайнуса к стулу и выбить из него все, что он знает о происходящем, а потом действовать сообразно полученной информации. Теоретически да, можно. А на практике он даже не смог его ударить. Ни разу. Хотя раздражающая язвительность в совокупности с невероятной проницательностью последнего, особенно в части больных мест собеседника, частенько вызывала скрежет зубовный и нестерпимый зуд в верхних конечностях.
Мотнув головой, Риз отгоняет посторонние мысли, вновь сосредотачиваясь на текущей задаче. Светящиеся фары движутся вдоль улицы слева; он, подавшись вперед, пристально наблюдает, как к соседнему дому подъезжает замызганный джип, останавливается перед въездом в гараж и усатый крепыш в болотного цвета ветровке, появившийся изнутри, начинает сноровисто выгружать из багажника рюкзаки, свертки и рыбацкое снаряжение. Хм… Это, совершенно определенно, его дом и его машина, и он, совершенно определенно, отсутствовал дома как минимум несколько дней. Тогда чей же серый «Вольво» маячил возле дома все это время? Риз успел основательно изучить всех соседей Линдрусенов и их машины. Из «Вольво» никто не выходил, по крайней мере, последние часов шесть, Ризу изначально показалось, что машина пуста и припаркована возле дома хозяевами, которым не хватило места в гараже. Странно…
Включив габаритные фары, он осторожно трогается с места и, как бы невзначай, проехав вплотную к «Вольво», успевает разглядеть на водительском сидении человеческий силуэт. Свернув налево на ближайшем перекрестке, Риз вновь глушит двигатель. Вот так-так. Оказывается, не он один наблюдает за домом. К добру, или к худу, но события сдвинулись с мертвой точки. Телефонный звонок звучит как будто в ответ на его мысли.
— Что у тебя? Ты разгадал шифр?
— Нет, Джон, пока нет. — Лайнус всегда называет его по имени, и это хорошо. «Мистер Риз» звучало бы гораздо хуже. — Я сделал кое-что другое. Я включил камеру на мониторе домашнего компьютера Линдрусенов, как раз в тот момент, когда отправлялось очередное сообщение. И знаете, что я обнаружил?
— У меня нет времени и желания разгадывать твои загадки, — голос, помимо его воли, повышается на полтона и звучит, мягко говоря, не особенно дружелюбно. Ничего, с Лайнусом не обязательно нежничать.
Тот замолкает на секунду, будто запнувшись.
— Это не Кристиан Линдрусен посылает шифрованные письма. Это делает его дочь. И пять минут назад она получила ответ на свое послание.
5. Гарольд
— Еще далеко?
Остановившись, Финч вытирает вспотевший лоб и затылок легким хлопковым шарфом, потом, брезгливо поморщившись, снимает его с шеи и сует в карман брюк. Недавно прошел ливень, воздух буквально пропитан удушающей влагой. Малейшее физическое усилие — и одежда начинает противно липнуть к телу, а волосы повисают мокрыми сосульками. Даже очки запотели, б-р-р-р! Да уж, для изнеженного горожанина, привыкшего к удобствам, самое тяжкое испытание это отсутствие душа и туалета. А ведь есть люди, которые специально тащатся в дикие места, живут в палатках, а то и спят на голой земле, готовят пищу на костре и неделями не моются. И это считается романтикой. Поразительно.
Его спутник оборачивается, терпеливо ждет. Подстраиваться под финчевскую хромоту, наверняка, тот еще раздражающий фактор. Вот Джон, он практически сразу… Нет, лучше не надо. Джон далеко, за тысячи миль. Увидятся ли они снова — большой вопрос, так что не стоит бередить душу.
— Вы что-то сказали?
— Я спросил — далеко ли еще?
У Ричарда Алперта странное выражение лица. Не то, чтобы Гарольд был хорошим физиономистом и психологом, но его с самого начала преследовало ощущение, что ему чего-то не договаривают. Поначалу, когда его отвели в тот поселок, к цивилизации, он испытал острый приступ радости и надежды на скорое избавление, ведь наверняка у этих людей имелась связь с внешним миром. Потом он некоторое время наслаждался комфортом, получая неизъяснимое удовольствие от таких простых и обыденных вещей как горячий душ, чистая одежда и возможность поесть, сидя за нормальным столом и пользуясь приборами. Ричард был главным, так ему показалось с самого начала. Приветливый, вежливый человек, на первый взгляд, готовый ответить на любые вопросы, но, на деле, цедящий информацию в час по чайной ложке. К чему вся эта таинственность? Возможно, здесь, на острове какая-то секретная научная лаборатория? Версия, безусловно, заслуживающая внимания. Если это так, то у него могут быть проблемы. Его могут, в конечном итоге, просто не выпустить отсюда. Такие мысли преследовали Гарольда, пока он пытался выудить у своего гостеприимного собеседника хоть что-нибудь полезное. Оказалось, что у Ричарда есть вышестоящее начальство — некто по имени Джейкоб. Отчего-то при звуках этого имени, все островитяне резко замолкали и отводили глаза. Плохой признак. Этот Джейкоб, должно быть, суров и внушает страх. И еще - какой стране и какой нации принадлежала эта колония? Все островитяне свободно говорили по-английски, периодически слышалась испанская и немецкая речь, а с одной из женщин Ричард говорил на древней классической латыни, Гарольд поначалу просто не поверил своим ушам. Ричард обещал отвести его к Джейкобу еще два дня назад, но визит все откладывался. Теперь же они на полпути к цели. Наверное. Все здесь кажется таким зыбким и ненадежным, в том числе и приветливость его спутника с непроницаемым взглядом антрацитовых глаз и профилем индейского вождя. Вот Ричард повернул голову чуть влево, как будто прислушиваясь. Вдалеке прозвучал пронзительный гортанный крик кого-то из обитателей леса, неподалеку стайка птичек с легким шорохом вспорхнула ввысь. А потом он, вдруг, повернулся к Гарольду спиной и, даже не оглянувшись, исчез в зарослях. Тот открыл, было, рот, чтобы его окликнуть, но пересохшее горло сумело воспроизвести лишь что-то вроде сиплого шепота. Мир словно замер, сгустился, превратившись в желе. Быстро бежали лишь мысли Финча — рваные, прыгучие, мельтешащие. Его бросили? Почему? Если бы хотели избавиться, то не проще ли убить, или устроить несчастный случай? Какого черта, что это вообще такое было? Усилием воли он заставляет себя сдвинуться с места и шагнуть в ту сторону, где исчез его спутник. Отчего-то ноги кажутся особенно тяжелыми, начинает ныть поясница и шея, стебли травы и корни как будто нарочно обвивают щиколотки, затрудняя движение. Спустя несколько минут, показавшихся ему часами, Гарольд ощущает себя промокшим насквозь и донельзя вымотанным. Останавливается, будто запнувшись, в изнеможении опирается плечом о древесный ствол и принимается протирать вновь запотевшие очки. Лес вокруг стоит сплошной стеной, все кажется абсолютно одинаковым — прямо здесь, вокруг него, впереди, и за спиной. Как здесь вообще можно ориентироваться? Легче взломать наисложнейший компьютерный код, право слово. Какой-то запах вдруг касается его ноздрей, настойчиво примешиваясь к сочному аромату влажной зелени с легкой примесью гнили. Определенно, пахнет дымом. Финч целеустремленно идет на запах будто ищейка, уже почти не замечает сложностей с передвижением. Ноги сами выводят его на крошечную поляну с гладко утрамбованной травой. Там, прямо посередине, горит костер, а у костра сидит человек. Другой человек, не Ричард. Гарольду за бесконечно долгую секунду узнавания кажется, что его внутренности съежились в крошечный комок, оставив вместо себя холодный вакуум. Он непроизвольно делает шаг вперед, вглядываясь изо всех сил. А потом не произносит — выдыхает:
— Нейтан…
6. Бен
Яркие цвета на фоне светлой бетонной стены, что огораживает стадион с юга, кажутся еще ярче, и Бен издалека замечает маленькую фигурку в красной дутой куртке и серо-фиолетовой полосатой вязаной шапке. Сага Линдрусен стоит, задрав голову кверху, и не отводит глаз от какого-то предмета, застрявшего в ветвях растущего у ограды дерева. Только приблизившись вплотную, Бену удается разглядеть объект пристального внимания девочки. Им оказывается синий скрипичный футляр с нарисованной сбоку забавной рожицей. Присвистнув от удивления, он качает головой.
— Надо же. Впервые вижу летающий футляр для скрипки.
Она кривит губы в подобии улыбки, снисходительно фыркает.
— Побывали бы у нас в школе, еще не такое увидели бы. Летающие книги, летающие рюкзаки… Однажды летал бюст Сократа, что стоит в кабинете у директора. А он довольно тяжелый.
Брови Бена ползут вверх, на лице появляется выражение комического изумления.
— Не знал, что школы для юных волшебников существуют на самом деле.
Сага недовольно морщится.
— Ну, хватит уже издеваться. Лучше бы помогли мне его достать.
Бен оценивает расстояние до цели, качает головой.
— Я, как видишь, не баскетболист. Может, попробуем совместными усилиями?
Дождавшись утвердительного кивка, подхватывает девочку за талию, поднимает как можно выше и держит на вытянутых руках, пока она сосредоточенно сопит и шуршит ветками над его головой. Он почти забыл, вернее всеми силами постарался забыть, но руки еще помнят. Алекс тогда была помладше и весила поменьше; своего любимого плюшевого зайца она закинула на дерево сама, а потом нажаловалась на кого-то из соседских мальчишек. Характер у нее был тот еще. Бен усилием воли загоняет невольное воспоминание поглубже. Нет, нельзя. Только не сейчас. А лучше вообще никогда. Потому что становится трудно дышать, а из тела, как будто, вынимают все кости, и оно превращается в студень.
Сверху слышится сдавленное «ой!», и на голову ему внезапно обрушивается увесистый предмет, заставив на секунду потерять равновесие. Он опускает Сагу на землю, морщась, трет макушку. У девочки виноватый вид.
— Простите, я не нарочно.
— Да уж, надеюсь. Как вообще твой футляр умудрился оказаться на дереве?
Она выпячивает подбородок, сердито поджимает губы.
— Мальчишки… Они идиоты. Похожи на обезьян в зоопарке.
Пристальнее зыркнув на Бена, вдруг выдает:
— А я вас помню. Вы были у нас дома. Вы электрик, да?
— Что-то вроде того.
— Я могла бы подумать, что вы меня преследуете. Может вы маньяк-педофил. Когда взрослые говорят, что никуда нельзя ходить с незнакомыми людьми, они имеют в виду, как раз, маньяков-педофилов.
Бен, с видом оскорбленной невинности, снова демонстративно потирает макушку и поправляет шарф.
— Во-первых, я тебя никуда с собой не зову. Во-вторых, я живу здесь рядом и просто проходил мимо. А вот ты нынче забралась далековато от дома. И у тебя очень своеобразный способ благодарить за оказанную помощь, юная леди.
Она на секунду смущенно отводит глаза, но потом снова дерзко зыркает из-под длинных ресниц.
— Ладно. Спасибо… большое.
— Пожалуйста… большое. Может, проводить тебя домой? Гулять в одиночестве не очень хорошая идея. Ты должна понимать, что твоей маме сейчас вредно волноваться.
Беззаботно крутанувшись на пятке, Сага глядит на Бена снисходительно и как-то даже свысока.
— Со мной ничего не случится. Моя подруга за мной присматривает.
— Подруга? — Бен озадаченно оглядывается по сторонам, - Я никого не вижу здесь кроме нас.
— Она наблюдает за мной прямо сейчас. И не даст меня в обиду.
Девочка многозначительно косится куда-то поверх его плеча, и, проследив направление её взгляда, Бен замечает в метрах десяти от них приткнувшуюся над оградой видеокамеру. Паззл потихоньку складывается в его голове, осталось лишь поработать над деталями.
— Что ж… В таком случае, провожатый тебе явно не нужен.
— Это точно.
Она убегает вприпрыжку, размахивая скрипичным футляром и периодически поддавая его коленками, потом вдруг останавливается перед изгибом стены и, обернувшись, кричит:
— Простите, что обозвала вас маньяком!
Улыбнувшись, Бен машет ей рукой, и, помахав в ответ, Сага исчезает из поля его зрения.
Коснувшись невидимого микрофона в ухе, Бен произносит:
— Надеюсь, Джон, ты не пропустил ничего из нашего разговора.
— Я все слышал. Не знал, что ты так хорошо ладишь с детьми.
Голос Риза звучит слегка озадаченно и как-то по-новому, как-то мягче и доверительнее, что ли. Это приятно. Странно, да. На кой черт ему нужна симпатия этого человека? Лайнус никогда не нуждался ни в чьей симпатии. Ну, почти никогда. Человеческие привязанности также хрупки, как лёд по весне — они быстро ломаются и быстро тают. Уважение и страх куда более надежные вещи.
— У меня была дочь. — Произносит он сухо, и тут же добавляет во избежание дальнейших вопросов, — Она умерла.
Заранее поджимает губы, ожидая сакраментальную фразу «мне жаль». Но не дожидается.
— Сага на нее похожа?
— Абсолютно ничего общего. По крайней мере, моя дочь не общалась с искусственным интеллектом.
— Ты хочешь сказать…?
— У нее контакт с Машиной. Это абсолютно точно. А это значит, что те, кто следит за её домом, работают на программу «Северное сияние».
7. Гарольд
— Больно щиплешься. Синяк будет.
Нейтан потирает предплечье с краснеющими на запястье следами от укусов насекомых; у него отросшие немытые волосы, трехдневная щетина и новые морщины на лице. Словом, он выглядит реальным, как на вид, так и на ощупь.
— У мертвых не бывает синяков, — с расстановкой произносит Финч, вид у него слегка отрешенный, — А ты мертв. Ты мертв, Нейтан. Умершие не возвращаются.
— Много ты знаешь о мертвых. Ты-то сам жив.
У Нейтана в голосе сквозит снисходительность, и в этом весь он. Странно, нет ни мурашек по спине, ни сомнений в собственном здравом рассудке. Гарольд уже давно понял, что остров — крайне необычное место. Может быть, он что-то вроде чистилища. Самолет разбился, и теперь…
— С чего ты взял, что я жив, Нейт? Я уже ни в чем не уверен.
— Просто поверь мне на слово. Помнишь, на втором курсе мы спорили насчет сингулярности пространства-времени, физических параметров души, возможности наблюдать в нашем трехмерном пространстве проекции многомерного?
— Ага. Но какое это имеет отношение к нам теперешним?
Нейтан передергивает плечами, смотрит мимо из-под набрякших век; мелкие сосуды глаз частично полопались, то ли от недосыпа, то ли от раздражения.
— Человечество веками неистово ищет ответ на вопрос, есть ли жизнь после смерти. Как насчет того, чтобы стать тем, кто его получит?
Финч прикрывает глаза, слушая стрекот сверчков и журчание воды где-то поблизости. Если это искусственный мир, то тут все чертовски хорошо продумано.
— Нет уж, спасибо. Хватит с меня того, что я создал Бога. И пока даже не могу понять — созидательное это божество, или разрушительное. По крайне мере, я сделал все, чтобы добиться первого.
Нейтан загадочно усмехается, будто фокусник, который вот-вот вытащит из шляпы кролика, подмигивает левым глазом.
— Я много чего узнал… о Боге. Конечно, смотря какое значение вкладывать в это слово. Что ты вкладываешь в это слово, Гарольд? В мире так много боли, вот о чем мы думали после одиннадцатого сентября. Так много боли, так много бессмысленных смертей. Что мы можем сделать? Мы не боги, мы просто люди. Верно?
Финч раздумчиво кивает, ворошит прутиком тлеющие угольки в костре.
— Я помню. Должен ли кто-то, кто стоит над правительствами и корпорациями, с их вечными интригами, властолюбием и корыстью, вмешаться в происходящее? Должен ли он влиять на людей, совершенствовать их, лечить болячки общества? Или ему стоит отойти в сторону и просто предоставить нас собственной судьбе?
— «Сердце мое полно жалости», - медленно цитирует Нейтан, — «я не могу сделать это»*. Мы не смогли просто стоять и смотреть, мой друг. Частично поэтому ты сейчас здесь.
— Я? — Гарольд порывисто поднимает голову. В следующую секунду окружающий мир словно бы замирает и пустеет, и, кажется, нет ничего вокруг — ни деревьев, ни животных, ни птиц, ни насекомых. Ни людей. Ничего, кроме громадных остановившихся часов. — Я ничего не знаю об этом месте. Почему именно я?
Нейтан передергивает плечами.
— Если не ты, то кто? В каждой эпохе рождаются люди, намного опережающие свое время. Идеалисты. Беззащитные, непрактичные, наделенные величайшими талантами. Ты один из таких людей.
Губы Финча словно сами собой складываются в горькую усмешку.
— Кто из нас идеалист — еще большой вопрос. Это ты хотел спасать людей, попавших в иррелевантный список. Ты, а не я. Я хотел отойти от проекта, жениться на Грейс и спокойно встретить старость где-нибудь в швейцарских Альпах. Меня можно назвать не только сугубо практичным человеком, но даже черствым эгоистом.
Мотнув головой, Нейтан, наконец, глядит ему прямо в глаза.
— Ты создал Бога, Гарольд. Ты создал его. Ты создал одного Бога, ты сумеешь помочь другому.
— Нейтан, прекрати. Я устал от загадок.
— Больше никаких загадок, братец. Джейкоб расскажет тебе все, что знает. В итоге, ты узнаешь куда больше, чем знает он. Надеюсь, эти знания не причинят тебе вреда.
У Гарольда непроизвольно вырывается нервный смешок.
— Признаюсь, ты начинаешь меня пугать.
— Не бойся. Все будет…
Но договорить он не успевает — ослепительный белый свет заливает окружающее пространство, поглощая картинки, звуки и запахи.
8. Джон
Свет фонарей с улицы масляно размазывается по покрытым липкой влагой стеклам; там снаружи не то снег, не то дождь, не то какая-то мутная изморось с примесью тумана. Джон медленно вытягивает вперед правую руку с раскрытой ладонью — универсальный жест мира и доверия.
— Пожалуйста, успокойтесь. Я пришел помочь вам, я не причиню вреда. Вашей семье угрожает опасность, вы должны поехать со мной. Они уже близко, нам надо торопиться.
— О чем вы говорите? Кто они?! Я не знаю вас! Просто покиньте наш дом, и мы не станем звонить в полицию!
В просторной гостиной царит полумрак; скупой свет с улицы очерчивает силуэты мебели и три человеческие фигуры — высокий мужчина с растрепанными волосами, в квадратной формы очках и с бейсбольной битой наизготовку, женщина с округлым животом и съежившаяся за их спинами девочка. Снаружи слышится звук двигателя; свет фар бьет в глаза сквозь окна, отражается в стеклах очков Кристиана и заставляет каждый завиток на голове Саги вспыхнуть живым золотом.
Прерывисто выдохнув, Риз поворачивается лицом к входной двери, вынимает из-за пояса «Глок», заученным движением снимает с предохранителя. Ну вот, опять. Опять он все провалил. Без Гарольда он беспомощен и никому не способен помочь. А Лайнус… Он же знал, с самого начала знал, что этому человеку нельзя доверять. Чему удивляться? Он позволил заморочить себе голову. Еще и Фаско… Черт бы побрал детектива Фаско. Только продажному копу могло придти в голову, что он в сговоре с Лайнусом и обделывает грязные делишки вместо того, чтобы заниматься номерами. «Джон, пожалуйста, прекрати…» Голос Бена похож на толчок изнутри. Ризу не хочется думать про все это дерьмо, потому что здесь есть толика и его вины. Если бы он так по-идиотски не попался тогда в руки наркокартеля, Лайнусу не пришлось бы просить помощи Элаеса ради его спасения. И не пришлось бы потом платить за эту помощь. И меньше всего хочется думать о том, что когда вчера вечером он приставил ко лбу Лайнуса ствол и поклялся, что убьет его, если тот сейчас же не уберется из библиотеки без права возврата, то двигал им не столько гнев, сколько чувство вины.
Это все — настоящее безумие. Безумием было лететь сюда на полной скорости, врываться в дом, напугав хозяев по полусмерти, безумием было пытаться уговорить их довериться совершенно незнакомому вооруженному человеку. Худшая операция в его жизни. Он ведь даже не знает, сколько снаружи агентов «Северного сияния», помимо тех двоих, которых он нейтрализовал. Некому сообщить ему эту информацию, и некому прикрыть ему спину. Он совершенно один.
Входная дверь распахивается, в прихожей слышатся шаги, а потом Бен переступает порог гостиной, не обращая ни малейшего внимания на направленный в его сторону ствол. Он даже не смотрит на Риза, он смотрит на только на Сагу, как будто в комнате никого нет кроме неё.
— Я не опоздал, это хорошо. Не бойся. Ты была права — я не случайно появился в вашем доме. И я не случайно встретил тебя на улице. Твоя подруга попросила меня за тобой приглядывать. Меня и вот его, — небрежный кивок в сторону Риза, — Приглядывать и защитить, если понадобится.
Девочка делает шаг вперед, проигнорировав попытку матери её остановить. Хмурится, прикусывает нижнюю губу.
— Как её зовут? Мою подругу. Как её зовут?
— Она называет себя «Машина». Потому что так её назвал отец.
Сага кивает с удовлетворенным видом, потом поворачивается к родителям.
— Мам, пап. Нам нужно ехать. Я расскажу вам все по дороге.
Риз отступает в угол и отстраненно наблюдает, как, подчиняясь командам Бена, Линдрусены хватают документы, торопливо запихивают в сумку какие-то вещи, слушает, как всхлипывает Малика, а Кристиан бормочет себе под нос ругательства на шведском; как Бен разговаривает по телефону с Фаско, а потом сообщает Линдрусенам, что машина подъедет через пару минут, и детектив полиции Нью-Йорка увезет их в безопасное место. Риз ощущает себя астронавтом, зависшем в невесомости внутри капсулы — нет ни низа, ни верха, а за хрупкой перегородкой лишь вакуум и бесконечность.
Линдрусены выходят из дома с черного хода, пересекают соседский двор и исчезают в темноте переулка, откуда тускло светятся габаритные огни припаркованного Шевроле болотного цвета; Лайонел приоткрывает дверцу и нетерпеливо машет им рукой. Риз выгоняет из гаража новенький серебристо-голубой Вольво, дожидается, пока Бен запрыгнет на пассажирское сидение и давит на газ.
В полном молчании они петляют в лабиринте улиц минут пять, потом Риз первым подает голос.
— Я высажу тебя где-нибудь по пути, там, где нет камер.
— Это еще зачем?
— В машине установлен жучок, они наверняка уже кинулись вдогонку. Я собираюсь покататься по городу, чтобы сбить их с толку, а потом брошу автомобиль и скроюсь. Ты будешь лишь помехой.
Бен вздергивает подбородок, пренебрежительно кривит губы.
— Не похоже, что сегодня я был тебе помехой, Джон. Не наступай в третий раз на те же грабли, прояви благоразумие.
В следующую секунду Риза прорывает.
— Кто ты, черт тебя подери, такой, чтобы советовать мне проявить благоразумие?! Ты — ошибка. Тебя не должно здесь быть! Тебе здесь не место!
Бен с минуту молчит, отвернувшись к окну, потом негромко произносит.
— Ты не прав. Я здесь именно потому, что должен здесь быть. А он там, именно потому, что там он нужнее. Я знаю, ты скучаешь. Потерпи еще немного…
— Прекрати говорить со мной как со слабоумным ребенком! Ты…
Все, что скопилось за прошедшую неделю, все, что Риз должен был выплеснуть — все свои страхи, сомнения, подозрения, фантомные боли, надежды — все словно бы захлебывается в один момент, когда яркий свет фар мчащегося навстречу им авто бьёт по глазам, а затем слышится душераздирающий визг тормозов и выстрелы.
9. Гарольд
— Знаете сколько раз я был здесь, внутри, — Джейкоб переступает босыми ногами по темной матовой поверхности пола и широким жестом обводит округлой формы помещение с бугрящимися по потолку и стенам причудливыми выступами, похожими на сталактиты, — за более чем тысячелетний срок в качестве Хранителя Острова?
Гарольд молча мотает головой, не в силах глядеть на своего спутника, как подобает согласно элементарным правилам вежливости. Все вокруг… оно почти гипнотизирует, совершенно невозможно отвести глаз.
— Ни разу. Мне понадобилось очень много времени, чтобы хотя бы начать понимать значение этого места. Очень много.
— Господи… — голос Гарольда срывается на прерывистый шепот, — Миллиарды световых лет. Он пробыл в пустоте так долго, прежде чем попасть сюда. Хотя… Вы говорили про свой более чем тысячелетний срок. Вашему помощнику, мистеру Алперту несколько сотен лет. Это доказывает, что им удалось взять под контроль время, выйти за рамки трехмерного пространства… Миллиарды световых лет могли показаться мгновением, а время с начала зарождения человеческой цивилизации вообще ничем. Или бесконечно долгим путем, по которому мы шли рука об руку, хотя люди о том не ведали. Как те следы на песке… Когда кто-то несет тебя на руках, ты видишь следы лишь его ног, но не своих. Вы понимаете, о чем я? Вы понимаете, где мы сейчас находимся?
Свой последний вопрос Гарольд адресует уже не в пространство, а своему спутнику, заставив себя перевести на него взгляд. Тот кивает с торжественным видом.
— Источник — сердце Острова. А это его разум.
Финч понимающе кивает.
— Можно и так сказать. В человеческом восприятии этот продукт внеземных технологий нечто вроде Божества. Я не знаю, сколько должно пройти веков, чтобы мы хотя бы вполовину… Впрочем, сейчас это неважно. Я понял, зачем я здесь. Ему потребовалась моя помощь. Правда, я понятия не имею, с чего начать.
Приблизившись к темной матовой поверхности одного из выступов, похожей на покрытую изморосью сенсорную панель, Гарольд осторожно кладет на нее ладони. Прерывисто вздыхает, ощутив под льдистым холодком нечто похожее на живое тепло, благоговейно шепчет:
— Возможно, даже биотехнологии… Да, очень может быть. Просто невероятно!
— Моя мать… — подает голос Джейкоб за его спиной, — вернее, та женщина, которую я привык считать матерью. Она была Хранителем до меня. Как-то раз, в детстве я пытался научиться играть на свирели. И она сказала мне — если хочешь, чтобы что-то зазвучало, прежде всего, согрей его своим теплом.
Обернувшись на секунду, Гарольд коротко улыбается.
— Не такая уж бредовая мысль, кстати.
Склонившись над поверхностью, дышит на нее, будто на заиндевевшее оконное стекло, стирает рукавом конденсат и снова дышит, а когда значительная часть поверхности уже сияет матовой чистотой, она вдруг оживает и начинает едва заметно светиться, и по ней ползут строки из странного вида знаков и символов.
— Так-так, — возбужденно бормочет Финч себе под нос, — если бы это было совершенно нереально расшифровать, то меня бы сюда не позвали, логично? Хотя, без компьютера я как без рук.
— Это, как раз, не проблема.
Достав из висящей у него на плече холщовой сумки серебристый Макбук, Джейкоб пристраивает его на выступе рядом с панелью.
В следующую секунду Гарольд едва удерживается от порыва обнять своего странного спутника, настолько велика его радость. Он лишь сумбурно благодарит и дрожащими руками тянется к устройству. Кто бы знал, насколько сильно он скучал по привычному и родному ощущению клавиш под подушечками пальцев. Что ж, ему предстоит разгадать загадку, возможно, самую сложную в жизни. Это настоящий вызов, а Гарольд Финч никогда не боялся вызовов.
10. Бен
Ноги кажутся такими тяжелыми, будто к ним привязали гири. Надоело убегать. Нет смысла убегать. Он закончил здесь все свои дела, он готов вернуться. Почему же его не возвращают? Высокая фигура Риза маячит впереди, все больше удаляясь из виду. Может быть, Джон и начал бы, в итоге, ему доверять. Кто знает. Вопрос для викторины — сколько раз нужно спасти жизнь Джону Ризу, чтобы тот проникся к тебе доверием? У них не будет возможности проверить это на практике. Полчаса назад… Непонятно, что на него нашло. У него были все шансы улизнуть, пока Риз пытался выбраться из разбитого авто, параллельно отстреливаясь. Но ноги как будто сами понесли по направлению к одной из окруживших перевернутую машину темных фигур, что пристроилась за мусорным баком с короткоствольным автоматом наизготовку. Бен ударил телескопической дубинкой снизу вверх по руке, державшей оружие, ломая запястье, потом рукояткой в висок, подобрал автомат… Было чертовски похоже на боевик про гангстерские разборки. Так забавно…
Прислонившись к стене из голого кирпича, Лайнус жадно ловит ртом воздух с запахом снега. Рука, зажимающая левый бок, онемела, а сам бок будто кипятком ошпарили. Там, под пальто мокро и липко, смотреть туда не хочется. Да и не разглядишь при таком освещении. Риза не видать. Он и назад-то ни разу не оглянулся, впрочем, зачем оно ему — Лайнус ведь не Финч. Райончик препаршивый — какие-то пустующие склады, свалки и минимум жилых домов. Здесь не стоит особо надеяться на чью-то помощь. Зато здесь почти нет камер. Но если кто-то питает надежду, что Бенджамин Лайнус покорно ляжет под забором и сдохнет, то совершенно напрасно. Стиснув зубы, Бен отталкивается от стены, но его тут же ведет куда-то вбок. Свет фонарей впереди мигает и тускнеет; где-то неподалеку заливисто лает собака и, оборвав лай на самой высокой ноте, тоскливо взвывает, будто по покойнику. Мир начинает пугающе вращаться, и Бен судорожно шарит вокруг себя рукой в поисках опоры.
Риз появляется непонятно откуда, кажется, он ушел совсем в другом направлении. Подхватывает, куда-то не то ведет, не то тащит, почти несет; что-то говорит, но смысл его слов ускользает, теряется в тумане. В голове немножко проясняется только когда Риз опускает его на твердую поверхность. Какая-то скамья… Моргнув, Бен оглядывается по сторонам. Да, определенно. Деревянная скамья, рядом клумба с деревьями и кустарником, чьи голые ветви нелепо торчат во все стороны. Слева церквушка за невысокой оградой из ржавых металлических прутьев. Кажется, тоже заброшенная. Здесь, в округе, вообще есть что-то не заброшенное? Риз торопливо, путаясь в рукавах, сдергивает с себя пальто, накидывает Лайнусу на плечи.
— Мой телефон разбился. Там впереди я видел таксофон, я оставлю тебя здесь ненадолго и позвоню в службу спасения.
Бен молчит, глядит на него снизу вверх, рассматривает его лицо, будто картину. У Джона еще не до конца сошли старые синяки, остались желтоватые разводы. Добавились новые ссадины, наверно от осколков стекла. И этот его взгляд, и выражение… Люди бывают такими жалкими, сентиментальными, жертвенными. Если перевести на человеческий язык то, что написано сейчас на лице Риза, то прозвучало бы оно примерно так: «я все бы отдал, лишь бы сейчас поменяться с тобой местами». Господи…
— Слушай, Джон…
— Чего?
— Сделай одолжение, убери со своего лица это выражение. Я — не он.
— Не понимаю…
— Ладно, — Бен машет рукой, — Иди уже, звони.
Оставшись один, Лайнус бездумно глядит в темное небо, откуда одна за другой появляются белые пятнышки снежинок. Снег в конце ноября… Рановато.
Локк появляется из темноты внезапно, подобно призраку. Садится рядом. Просто садится и сидит, тоже глядит на небо, на снежинки. Как будто оживший мертвец это самое обычное явление для окраины славного города Нью-Йорка. Бен косится в его сторону, болезненно кривит губы в усмешке.
— Я знал, что это будешь ты. Что именно ты придешь по мою душу, когда настанет мое время. Кажется, однажды мне это даже снилось.
Локк поворачивает к нему голову, знакомо улыбается, и морщинки лучиками расходятся в стороны от его глаз. Кивает в сторону церквушки.
— Это церковь Элоизы. Я иногда прихожу сюда. Посидеть, подумать. Но мне еще рано заходить внутрь. Впрочем, как и тебе. Надо дождаться, пока соберутся остальные. Когда придет назначенный день, ты, как сегодня, будешь ждать меня. Прямо на этой вот скамье. Я точно знаю.
— Джон…, — голос у Бена сипнет, срывается. Он уже почти не ощущает конечностей, и все тело как деревянное. — Не оставляй меня, ладно? Только не оставляй меня… Прости меня, Джон…
Эпилог
Снег валил хлопьями. Покрывал землю, деревья, крыши зданий и припаркованные у тротуара автомобили. Высокий мужчина в расстегнутом черном пиджаке и порванной, вымазанной в крови белой рубашке шел быстрым шагом, почти бежал. Но остановился вдруг на полпути, словно наткнувшись на невидимую стену, начал вглядываться вперед, будто не веря своим глазам. Потом медленно-медленно пошел дальше по направлению к деревянной скамейке рядом с заброшенной церковью. На ней, неловко откинувшись на низкую неудобную спинку, спал прилично одетый и крайне респектабельный с виду господин средних лет. Он смешно причмокивал во сне губами, его квадратной формы очки сползли немного набок, а стриженные ёжиком жесткие волосы казались наполовину седыми из-за осевших на них снежинок.
____________________________________________
*цитата из романа Стругацких «Трудно быть богом»
Автор: WTF Benjamin Linus 2015
Бета: WTF Benjamin Linus 2015
Размер: миди, 7945 слов
Пейринг/Персонажи: Бенджамин Лайнус, Гарольд Финч, Джон Риз, Медведь, Лайонел Фаско, ОЖП
Категория: джен
Жанр: фантастика, философия, экшн
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: сиквел к работе «Обмен», написанной на ФБ-2013: fk-2o13.diary.ru/p191324026.htm
Краткое содержание: Высшие силы вмешиваются в нашу жизнь – незаметно подспудно, а иногда и напрямую. И вот, кто-то оказывается за тысячи миль от дома, чтобы попытаться перезагрузить операционную систему бортового компьютера космического корабля внеземного происхождения, а кто-то переносится из самого странного места на Земле в центр громадного мегаполиса и пытается спасти кого-то очень важного.
Примечание: кросс-овер с «Person of Interest», тайминг - середина второго сезона
Для голосования: #. WTF Benjamin Linus 2015 - работа "Отведи меня в церковь"
Take me to church
I'll worship like a dog at the shrine of your lies
I'll tell you my sins and you can sharpen your knife
Offer me that deathless death
Good God, let me give you my life... (с) Hozier
I'll worship like a dog at the shrine of your lies
I'll tell you my sins and you can sharpen your knife
Offer me that deathless death
Good God, let me give you my life... (с) Hozier
1. Бен
Кажется, сегодня пятница. Да, точно. Близятся ранние сумерки; слабые лучи ноябрьского солнца едва-едва пробиваются сквозь редкую облачность, натыкаются на крыши и стены небоскребов, переплетения проводов, нагромождения фонарных столбов, светофоров и бессильно обвисают, так и не достигнув серого асфальта.
Мегаполис сдержанно гудит шумом проезжающих мимо авто, отголоском полицейских сирен, человеческими голосами, музыкой, звучащей непонятно откуда, мигает световыми рекламными панно. Электрический свет, смешиваясь с солнечным, бросает на асфальт резкие тени от человеческих фигур. Двое мужчин и одна собака идут рядом.
Бену нравятся огромные города. Не то, чтобы он жаждал поселиться в одном из них, нет. Слишком суетливо, чтобы терпеть это изо дня в день, слишком много людей, слишком много раздражающих факторов. Но на короткое время очень даже. Да, вполне. Особенно если надо улаживать дела, требующие нестандартных подходов. Он украдкой косится снизу вверх на своего рослого спутника. Глаза Джона Риза теряются в глазницах, черты кажутся резче. Все его лицо расцвечено кровоподтеками. Три сломанных ребра, легкое сотрясение мозга, трещина лучезапястной кости, царапины и гематомы не в счет. И он идет выгуливать собаку. Чудно. Человек-терминатор. Несгибаемый, упертый, несговорчивый. И крайне трудно управляемый. Теперь вот Риз усиленно делает вид, будто его, Лайнуса, тут просто нет. Будто он пустое место. Можно путем логических умозаключений догадаться, что совместные прогулки были для этих двоих чем-то особенным, даже интимным. Бен сардонически дергает уголком рта. Как трогательно, боже ты мой. Медведь время от времени оглядывается на него через плечо с немым вопросом и даже, как будто, с неодобрением в глазах. Угу, и он туда же. Кто угодно мог перепутать их с Финчем, но только не собака. Впрочем, Риз тоже догадался практически сразу. Два верных пса…
В Центральном парке все как обычно — ровные дорожки, присыпанные опавшей листвой, спортсмены, собачники, почти голые ветви деревьев и кустарника, чуть подрагивающие на ветру. Риз отцепляет поводок, медленно опускается на скамью. Болезненная гримаса едва заметной тенью мелькает на его лице. Лайнус пристраивается рядом — не слишком близко, но так, чтобы со стороны они не выглядели незнакомцами, случайно усевшимися на одну скамейку. Молчит. Он хорошо знает, когда и что нужно говорить, а когда стоит просто помолчать. Риз не выдерживает первым — медленно поворачивает голову, глядит в упор, тяжело и недобро. Отек на левом глазу заметно спал, но зрелище все равно не для слабонервных. Произносит — негромко, с хорошо рассчитанными интонациями, заставившими бы любого здравомыслящего человека немедленно ретироваться куда подальше.
— И какого черта ты тут делаешь, а?
Лайнус смотрит в ответ открыто и младенчески невинно. Отчего-то в голове всплывает первая неделя после их знакомства, тот день, когда Риз впечатал его в стену, замахнулся кулаком, да так и застыл изваянием. И Лайнус мгновенно интуитивно понял, что тот никогда его не ударит. Не ударит, не выстрелит и не причинит вред. Просто физически не сможет.
— Я приглядываю за тобой, Джон. Характер твоих травм таков, что ты можешь грохнуться в обморок прямо посреди улицы.
— Супер. Я сейчас расплачусь.
Риз отворачивается, уставившись перед собой в одну точку.
— Джон…, — голос Бена звучит мягко, но не вкрадчиво, а с той максимальной искренностью и теплотой, на которую он только способен, — Ты не должен отвергать мою помощь. Однажды ты уже отверг её. Помнишь, к чему это привело? Ты потерял своего подопечного, свой номер, так вы их называете. А сам оказался в руках колумбийского наркокартеля, откуда, между прочим, именно я тебя вызволил. — Губы Риза сжимаются в тонкую линию, лицо каменеет. — Тебе придется признать, что один ты не справишься.
Тот вновь медленно поворачивает голову в его сторону.
— Я понимаю, зачем все это нужно было Финчу, я понимаю его мотивы. Но я не понимаю, зачем тебе нужно мне помогать. Пока я этого не пойму — мы не сработаемся.
Бен отворачивается, покусывает губу, морщит лоб.
— Послушай… Я не стану строить из себя филантропа и спасителя мира. Но я не бессердечный злодей, каковым ты меня, по-видимому, считаешь. У меня есть то, что мне дорого, то, что я хочу защитить. И на данный момент, наши с тобой интересы совпадают. Устроит тебя такой расклад?
Медведь появляется откуда-то сбоку, тащит в зубах то ли ветку, то ли древесный корень. Гордо кладет добычу Ризу на колени, садится рядом, всем своим видом показывая, что ожидает похвалы. Джон рассеяно проводит ладонью меж собачьих ушей, его мысли явно витают где-то далеко. Так и не удостоив Лайнуса ответом, он встает, пристегивает поводок и направляется к выходу из парка, а Бену ничего не остается, кроме как последовать за ним, проклиная про себя несгибаемую упертость этого человека.
Когда где-то на пол-пути к библиотеке один из таксофонов начинает звонить, Риз заметно вздрагивает, на миг утратив железный самоконтроль. Замирает посреди улицы, потерянно и обреченно глядя на злосчастный аппарат, настойчиво продолжающий заливаться переливчатой трелью.
— Возьми трубку, Джон, — произносит Лайнус, пряча в мягкости тона сталь приказа, — ты же не собираешься сдаваться, верно? Возьми её, и не повторяй прошлых ошибок. Теперь жизни ваших номеров зависят только от тебя.
Риз деревянно делает шаг в сторону, снимает трубку и подносит к уху. Пока он запоминает код, Бен пристально вглядывается в мигающий алым огонек уличной камеры прямо над их головами. Он думает о том, зачем человек, который создал монстра, мог понадобиться Острову.
2. Гарольд
Аварийный ящик принесло течением на третий день. Весьма кстати — растительная диета успела ему порядком поднадоесть. Финч с трудом выволок его на берег, вскрыл и, к радости своей, обнаружил, что содержимое почти не пострадало после длительного пребывания в воде. Счастливая случайность тут была не при чем — он сам заблаговременно позаботился о том, чтобы его личный самолет был оснащен должным образом. В ящике обнаружился фонарь, набор инструментов, одеяло, газовая горелка, консервы, аптечка, бритвенный прибор, зубная щетка, паста, туалетная бумага и некоторый запас питьевой воды, в котором особой нужды не было, поскольку местная вода была чистой на вид и не вызывала неприятных последствий после употребления. «Выживают параноики», так он любил говорить. Какова была вероятность, что его самолет разобьется, что он выживет и окажется на необитаемом острове в океане? Память услужливо подбросила удручающе крошечные числа, которые ему были известны задолго до аварии, но он все равно позаботился об аварийном ящике. Потому что выживают параноики.
Распаковав аптечку, Финч выкатил на ладонь две обезболивающие пилюли, некоторое время задумчиво на них глядел, а потом отправил обратно во флакон. Боль в пояснице и шее исчезла. Хотя по всем законам медицины, логики и здравого смысла, она должна была усилиться — шок от аварии, пребывание в воде, две ночевки на голой сырой земле. Он по-прежнему не мог повернуть голову, но хромота почти прошла. Это заставляло его сомневаться в реалистичности происходящего. Собственно, как и многое другое.
Обломки самолета продолжали появляться. Волны, вальяжно накатывая на белоснежный, как на лучших курортах, песок, оставляли их на берегу, словно пёс, который приносит мячик хозяину. Гарольд вытаскивал обломки на берег и тщательно изучал. Он, в целом, только и делал, что думал. Чем еще заняться человеку, оставшемуся без компьютеров, книг, музыки?
Паззл никак не складывался. Во-первых, причина катастрофы так и осталась ему неясна. Приборы вдруг, ни с того, ни с сего, словно взбесились, он едва успел переключиться на ручное управление и попытался выровнять самолет. А потом был белый слепящий свет. Он летел в Мельбурн. Зачем? Нет, серьезно. Такое ощущение… Такое ощущение, что Машина сознательно подводила его к этому полету в интересах их нового номера, которым оказался австралийский дипломат. На кой черт ему понадобилось лететь на своем самолете на такое расстояние? Ах да, билеты на ближайший рейс закончились, вот незадача. Можно было подождать следующего. Что толку сейчас сожалеть? Интересно, как там Джон. Как он справляется. Нет, он не мог поверить… Не мог. Если бы Джона не стало, он бы это почувствовал, это на уровне каких-то первобытных инстинктов. Джон тоже не должен. Он должен надеяться и ждать. Он должен его искать. И, возможно, найти. С помощью Машины. Машина… Финч чуть заметно качает головой. Нет, не сходится. Судя по обломкам, он не мог выжить. Ну никак. Он не мог добраться до берега, он даже спасательный жилет надеть не успел, все случилось чересчур быстро. А он окончательно пришел в себя уже на берегу, до этого момента сознание подбрасывало лишь какие-то невнятные куски картинок. И на нем были очки. Какова вероятность того, что человек, упавший в воду, оглушенный и дезориентированный, сохранит свои очки, не приклеены же они к лицу, в конце концов? Можно высчитать процент в уме, ради интереса.
По ночам на небе зажигаются звезды. Финч лежит на спине и бездумно глядит на сияющие огоньки в темноте необъятного космоса. Когда он в последний раз вот так валялся без дела и смотрел на звездное небо? Очень, очень давно. Экраны мониторов заменили ему целый реальный мир, к добру, или к худу. Ночи были теплыми. Он укутывается в одеяло и пристраивает свернутую куртку под шею. Не ортопедическая подушка, конечно, но, учитывая отсутствие привычных болевых ощущений, вполне приемлемо. Засыпает быстро, утомленный дневной жарой и непривычной физической активностью. Вернее сказать, Финч думает, что засыпает. Это можно назвать сном с большой натяжкой. Больше похоже на странное оцепенение, во время которого его мозг продолжает работать чуть меньше чем наполовину, рождая непонятные ему образы и ощущения. Ему кажется, что он висит в пустоте космоса, а прямо под ним огромный часовой циферблат. Реально огромный, размером с… остров. И это лишь фасад, поверхность, а внутри сложнейший механизм, гораздо более сложный, чем любой часовой механизм, и даже более сложный, чем любой компьютер. Даже Машина… Даже Машина? Эта мысль заставляет его внезапно и резко проснуться, вернее, выйти из оцепенения. Волны успокаивающе шепчут неподалеку, темный горизонт сливается с водной поверхностью. Джунгли позади него живут своей загадочной ночной жизнью, вмешиваться в которую у Гарольда нет никакого желания. Но не хватает какого-то звука. И Финч вдруг понимает, какого именно — тиканья часов. Этот звук должен быть довольно громким. Значит, часы остановились. Он натягивает одеяло до самого подбородка, нашаривает лежащие рядом очки. Часы остановились. Что бы это значило? Веки тяжелеют, неудержимо клонит в сон, и он засыпает.
А утром за ним приходят люди.
3. Лайонел
— Что тебя беспокоит?
Джосс прикусывает нижнюю губу, морщит лоб. Во всей её позе сквозит тревога и напряжение.
— Мне не разрешили их допросить… Если они виновны, то наверняка должны что-то знать про HR. Если виновны…, — она замолкает, мотнув головой и глядит в одну точку.
— Отдел внутренних расследований никому не позволяет вмешиваться в их работу, ты же знаешь.
— Знаю. Но мне от этого не легче.
Фаско внезапно обуревает острый приступ сочувствия и заботы с легкой примесью раскаяния. Ему хочется положить руку ей на плечо, что-то сказать и сделать, что помогло бы снять с нее хотя бы часть тревог и нераскрытых загадок. Но это плохая идея, учитывая нрав напарницы, и он просто позволяет ей вновь углубиться в чтение чьего-то досье, целая стопка коих высится на её столе справа от монитора. Да, дело о двух детективах отдела по борьбе с наркотиками, которых взяли с поличным при получении взятки, дурно пахнет, это понятно. Такие дела всегда пахнут дурно. Одного из арестованных полицейских, детектива Кастилло, Картер знала лично еще с академии. Это всегда тяжело. А тут еще Риз… Чудо-парень скрытничает, он почему-то не хочет рассказывать Картер о том, что Финч исчез, а на его месте оказался двойник. Может и правильно, что не хочет. От всего этого мистического дерьма можно угодить в дурку. Джосс чувствует, что он что-то скрывает, и это не дает ей покоя. С другой стороны - Риз держит в неведении Картер, но доверился ему. Какого, спрашивается? С Джосс они куда более близки, а он всего лишь продажный коп, которого заставили работать на человека-в-костюме под угрозой разоблачения. Ладно-ладно, бывший продажный коп. И работает на чудо-парня и его таинственного босса он уже не из-за страха, а вроде как, по совести. Но все равно — Риз мог принести тот стакан с отпечатками пальцев Картер, а не ему. Теперь у него две головные боли — не проболтаться напарнице, да еще эта ситуация с отпечатками… Риз пока не знает. Фаско тогда не нашел хозяина отпечатков ни в полицейской базе, ни в базах Интерпола и спецслужб, он так и сказал Ризу — полный тупик. Но буквально несколько дней назад эти самые отпечатки мелькнули в деле о полицейских-взяточниках. Разумеется, они не были никем опознаны кроме него, когда он всеми правдами-неправдами получил доступ к сопутствующим делу материалам, чтобы помочь Картер с информацией об HR. Все слишком легко стыковалось в этом деле, подозрительно легко. Неопровержимые улики, острая нужда в деньгах, как личный мотив, свидетельские показания. Правда, обвиняемые упорно отказывались признавать вину. Что ж, их можно понять. Коп в тюрьме — это ходячий покойник. Если это была подстава, то очень умелая и продуманная. Внезапная мысль приходит Фаско в голову, отнюдь не добавляя ему спокойствия. А что, если двойник Финча проворачивает темные делишки в славном городе Нью-Йорке? Тогда понятно, почему Риз обратился к нему, а не к Картер — ей крайне сложно идти на компромисс с совестью. И что же ему теперь делать, черт подери, в самом деле? Если оставить все как есть, то два возможно невиновных человека угодят за решетку. Если начать копать, то это затронет интересы Риза, явно не желающего огласки. Как будто в ответ на эти мысли, телефон в его кармане начинает вибрировать.
— Детектив Фаско…, — Лайонел ощущает, как по его телу ползут мурашки. У этих двоих даже голоса одинаковые. Твою ж мать, а. Что называется, вляпался по самое не балуйся. - Надо встретиться.
— Где и когда?
В горле пересохло, а внутри клубком ворочаются недобрые предчувствия. Фаско машинально кивает головой, запоминая место и время, позабыв, что собеседник не может его видеть. Хотя, со всей этой чертовщиной стоит ожидать чего угодно. Этот звонок… Не может же двойник Финча читать мысли, в самом деле. Мы же цивилизованные люди, не какие-нибудь дремучие дикари, которым легко задурить голову. Так он успокаивает себя по дороге к месту встречи, но получается как-то не очень.
У реки промозгло и сыро; ветер гонит рябь по воде и серые кустистые облака по небу. Фаско шагает по направлению к знакомой фигуре, ощущая внутри то самое неприятное, сосущее и скребущее, что всегда предшествует сложнорешаемым проблемам. Человек, стоящий к нему спиной, опершись о перила ограждения, оборачивается, и у Фаско вновь ползут мурашки по телу. Он, однако, старается придать себе независимый и даже грозный вид — выпячивает грудь вперед, сует руки в карманы. Лучшее средство обороны — нападение.
— Если вы, мистер Злой Близнец, думаете, что я буду каждый раз срываться по первому вашему требованию, то зря. Вы не Финч, и никогда им не станете.
Фаско ожидает в ответ ядовитой злодейской улыбки и какой-нибудь колкости, но Лайнус лишь слегка морщится и устало трет пальцами переносицу. У него невыспавшийся и слегка взъерошенный вид; ворот рубашки в тонкую полоску, проглядывающий поверх воротника пальто, помят, будто кто-то недавно тряс его за шкирку.
— Вы наверняка догадываетесь, зачем вы здесь, детектив. Я знаю, Джон просил вас проверить мои отпечатки. Знаю, что впоследствии вы обнаружили их в неких файлах, которые никак не должны были попасть в поле вашего зрения. И да — я скажу вам именно то, что вы ожидаете услышать. Не лезьте в это. Нет, не торопитесь принимать гордую позу и посылать меня куда подальше. Вернее, вы, конечно, можете это сделать. Послать меня подальше и натравить на меня полицию Нью-Йорка. Только вреда от вашего поступка будет несоизмеримо больше, чем пользы, верите вы в это, или нет. Может вы с Джоном и считаете меня кем-то вроде зловещего профессора Мориарти, но меня не интересуют ни деньги, ни власть, ни грязные игры на правительственном уровне, ни высокие технологии. Сфера моих интересов лежит куда выше всей этой мелкой суеты.
Фаско дергает уголком широкого рта, переминается с ноги на ноги. Ему не хочется признавать, но слова Лайнуса произвели на него впечатление. Отчего-то ему показалось, что они были искренними.
— А что это за сфера такая? — произносит он, кашлянув, и даже не ожидает ответа.
У Лайнуса множество выражений лиц, которые сложно описать словами, ибо человеческий язык чересчур для этого беден. Он глядит на Фаско с одним из этих своих странных выражений, а его не прикрытые стеклами очков глаза кажутся глазами инопланетянина.
— В человеческом понимании, это называется «служение Богу».
4. Джон
— Фу! Брось сейчас же! Фу, я сказала! Плохой, плохой пес! Сколько раз повторять — нельзя хватать всякую дрянь с земли!
Скользнув взглядом по горластой старухе, выгуливающей болонку рядом с его авто, Риз на секунду прикрывает глаза, вертит головой, разминая затекшую шею. Третий день наблюдения за новым номером на исходе, а результат пока нулевой. Плохо. Там, на втором этаже уютного домика в тихом районе зеленых лужаек и площадок для гольфа, еще горит свет. Да уж, дети редко ложатся спать по первому требованию.
Когда-то давно ему на глаза попалась статья ученого-генетика, который писал, что для улучшения генома человека нет ничего полезнее, чем смешение генов различных наций и рас. Кристиан Линдрусен, швед по происхождению, высок и тощ, как жердь, у него редкие светлые волосы, серые глаза под тяжелыми веками, вытянутое лицо и широкий лоб с залысинами. Его жена Малика ниже мужа на две головы, её кожа цвета густого кофе с легкой примесью молока, смоляные кудри, черные глаза, бархатистые из-за длинных ресниц и очаровательные ямочки на щеках. Их дочери Саге восемь лет и четыре месяца, она светлокожая и голубоглазая, её пшеничного цвета волосы вьются крупными кольцами, а губы пухлые как у матери-мулатки. Лучшая ученица в классе, играет на скрипке и фортепиано, сама сочиняет музыку, победитель разного рода детских конкурсов. Благополучный ребенок-вундеркинд из благополучной семьи — отец программист в «PID-Технолоджиз», мать домохозяйка, младший брат или сестра на подходе, Линдрусены еще не узнавали пол будущего ребенка. Почему Машина выдала номер девочки? Хороший вопрос. Они с Лайнусом узнали об этой семье практически все. Позавчера Бен появился в их доме под видом электрика, проторчал полтора часа на кухне, попивая чай и мило беседуя с Маликой. Надо признать, что хоть ему и далеко до Финча в плане компьютеров, зато он из тех людей, про которых говорят — «без мыла в любую задницу пролезет». В способности втираться в доверие, пудрить мозги и выведывать информацию, Лайнус обогнал не только Гарольда, но и его самого тоже, несмотря на крайне интенсивную подготовку в ЦРУ. Малика легко и незаметно выболтала ему всю семейную историю, вплоть до своих занятий йогой, детских хворей Саги и планов на ближайший отпуск мужа. Вдобавок, он подключился к домашней компьютерной сети, что позволило контролировать всю виртуальную жизнь Линдрусенов. В ней, на первый взгляд, не было ничего примечательного — заказы в интернет-магазинах, страничка Малики на фейсбуке с невинным женским трепом о кулинарии, моде и воспитании детей, рабочая переписка Кристиана. Но это только на первый взгляд. Выяснилось, что с домашнего компьютера регулярно уходят некие сообщения, адресованные словно бы в никуда, по крайней мере, отследить получателя не удалось, как и понять смысл посланий, которые напоминали программный код, не поддающийся расшифровке. Отправителем явно мог быть только Кристиан, учитывая специфику его работы. Что это было? Промышленный шпионаж? Или что-то посерьезнее?
В такие моменты Ризу особенно сильно не хватает Гарольда. Впрочем, себе самому он может не врать — нехватка Гарольда не имеет ничего общего с работой. Это похоже на фантомные боли в ампутированной конечности — зудяще, неотступно, с периодическими острыми вспышками, вроде накатывающих приступами желаний сорваться с места и нестись в библиотеку, в надежде застать там Финча — родного, уютного, с прямой закаменевшей спиной и разноцветными точками от светящихся мониторов в очках; серьезного, сосредоточенного и неприступного, с загадочной улыбкой, затаившейся в уголках губ. Но на месте Финча неизменно оказывается Лайнус, похожий на его искаженное отражение в зеркале — то же лицо, но другая мимика, те же глаза, но другой взгляд, та же фигура, но совершенно иная манера двигаться и совершенно другой стиль в одежде. Риз почти привык. Почти. Или просто внушил себе, что нужно привыкнуть, перетерпеть, дождаться. Финч вернется. Обязательно. Мучительнее всего осознание факта, что он никак не способен повлиять на возвращение Гарольда. Можно привязать Лайнуса к стулу и выбить из него все, что он знает о происходящем, а потом действовать сообразно полученной информации. Теоретически да, можно. А на практике он даже не смог его ударить. Ни разу. Хотя раздражающая язвительность в совокупности с невероятной проницательностью последнего, особенно в части больных мест собеседника, частенько вызывала скрежет зубовный и нестерпимый зуд в верхних конечностях.
Мотнув головой, Риз отгоняет посторонние мысли, вновь сосредотачиваясь на текущей задаче. Светящиеся фары движутся вдоль улицы слева; он, подавшись вперед, пристально наблюдает, как к соседнему дому подъезжает замызганный джип, останавливается перед въездом в гараж и усатый крепыш в болотного цвета ветровке, появившийся изнутри, начинает сноровисто выгружать из багажника рюкзаки, свертки и рыбацкое снаряжение. Хм… Это, совершенно определенно, его дом и его машина, и он, совершенно определенно, отсутствовал дома как минимум несколько дней. Тогда чей же серый «Вольво» маячил возле дома все это время? Риз успел основательно изучить всех соседей Линдрусенов и их машины. Из «Вольво» никто не выходил, по крайней мере, последние часов шесть, Ризу изначально показалось, что машина пуста и припаркована возле дома хозяевами, которым не хватило места в гараже. Странно…
Включив габаритные фары, он осторожно трогается с места и, как бы невзначай, проехав вплотную к «Вольво», успевает разглядеть на водительском сидении человеческий силуэт. Свернув налево на ближайшем перекрестке, Риз вновь глушит двигатель. Вот так-так. Оказывается, не он один наблюдает за домом. К добру, или к худу, но события сдвинулись с мертвой точки. Телефонный звонок звучит как будто в ответ на его мысли.
— Что у тебя? Ты разгадал шифр?
— Нет, Джон, пока нет. — Лайнус всегда называет его по имени, и это хорошо. «Мистер Риз» звучало бы гораздо хуже. — Я сделал кое-что другое. Я включил камеру на мониторе домашнего компьютера Линдрусенов, как раз в тот момент, когда отправлялось очередное сообщение. И знаете, что я обнаружил?
— У меня нет времени и желания разгадывать твои загадки, — голос, помимо его воли, повышается на полтона и звучит, мягко говоря, не особенно дружелюбно. Ничего, с Лайнусом не обязательно нежничать.
Тот замолкает на секунду, будто запнувшись.
— Это не Кристиан Линдрусен посылает шифрованные письма. Это делает его дочь. И пять минут назад она получила ответ на свое послание.
5. Гарольд
— Еще далеко?
Остановившись, Финч вытирает вспотевший лоб и затылок легким хлопковым шарфом, потом, брезгливо поморщившись, снимает его с шеи и сует в карман брюк. Недавно прошел ливень, воздух буквально пропитан удушающей влагой. Малейшее физическое усилие — и одежда начинает противно липнуть к телу, а волосы повисают мокрыми сосульками. Даже очки запотели, б-р-р-р! Да уж, для изнеженного горожанина, привыкшего к удобствам, самое тяжкое испытание это отсутствие душа и туалета. А ведь есть люди, которые специально тащатся в дикие места, живут в палатках, а то и спят на голой земле, готовят пищу на костре и неделями не моются. И это считается романтикой. Поразительно.
Его спутник оборачивается, терпеливо ждет. Подстраиваться под финчевскую хромоту, наверняка, тот еще раздражающий фактор. Вот Джон, он практически сразу… Нет, лучше не надо. Джон далеко, за тысячи миль. Увидятся ли они снова — большой вопрос, так что не стоит бередить душу.
— Вы что-то сказали?
— Я спросил — далеко ли еще?
У Ричарда Алперта странное выражение лица. Не то, чтобы Гарольд был хорошим физиономистом и психологом, но его с самого начала преследовало ощущение, что ему чего-то не договаривают. Поначалу, когда его отвели в тот поселок, к цивилизации, он испытал острый приступ радости и надежды на скорое избавление, ведь наверняка у этих людей имелась связь с внешним миром. Потом он некоторое время наслаждался комфортом, получая неизъяснимое удовольствие от таких простых и обыденных вещей как горячий душ, чистая одежда и возможность поесть, сидя за нормальным столом и пользуясь приборами. Ричард был главным, так ему показалось с самого начала. Приветливый, вежливый человек, на первый взгляд, готовый ответить на любые вопросы, но, на деле, цедящий информацию в час по чайной ложке. К чему вся эта таинственность? Возможно, здесь, на острове какая-то секретная научная лаборатория? Версия, безусловно, заслуживающая внимания. Если это так, то у него могут быть проблемы. Его могут, в конечном итоге, просто не выпустить отсюда. Такие мысли преследовали Гарольда, пока он пытался выудить у своего гостеприимного собеседника хоть что-нибудь полезное. Оказалось, что у Ричарда есть вышестоящее начальство — некто по имени Джейкоб. Отчего-то при звуках этого имени, все островитяне резко замолкали и отводили глаза. Плохой признак. Этот Джейкоб, должно быть, суров и внушает страх. И еще - какой стране и какой нации принадлежала эта колония? Все островитяне свободно говорили по-английски, периодически слышалась испанская и немецкая речь, а с одной из женщин Ричард говорил на древней классической латыни, Гарольд поначалу просто не поверил своим ушам. Ричард обещал отвести его к Джейкобу еще два дня назад, но визит все откладывался. Теперь же они на полпути к цели. Наверное. Все здесь кажется таким зыбким и ненадежным, в том числе и приветливость его спутника с непроницаемым взглядом антрацитовых глаз и профилем индейского вождя. Вот Ричард повернул голову чуть влево, как будто прислушиваясь. Вдалеке прозвучал пронзительный гортанный крик кого-то из обитателей леса, неподалеку стайка птичек с легким шорохом вспорхнула ввысь. А потом он, вдруг, повернулся к Гарольду спиной и, даже не оглянувшись, исчез в зарослях. Тот открыл, было, рот, чтобы его окликнуть, но пересохшее горло сумело воспроизвести лишь что-то вроде сиплого шепота. Мир словно замер, сгустился, превратившись в желе. Быстро бежали лишь мысли Финча — рваные, прыгучие, мельтешащие. Его бросили? Почему? Если бы хотели избавиться, то не проще ли убить, или устроить несчастный случай? Какого черта, что это вообще такое было? Усилием воли он заставляет себя сдвинуться с места и шагнуть в ту сторону, где исчез его спутник. Отчего-то ноги кажутся особенно тяжелыми, начинает ныть поясница и шея, стебли травы и корни как будто нарочно обвивают щиколотки, затрудняя движение. Спустя несколько минут, показавшихся ему часами, Гарольд ощущает себя промокшим насквозь и донельзя вымотанным. Останавливается, будто запнувшись, в изнеможении опирается плечом о древесный ствол и принимается протирать вновь запотевшие очки. Лес вокруг стоит сплошной стеной, все кажется абсолютно одинаковым — прямо здесь, вокруг него, впереди, и за спиной. Как здесь вообще можно ориентироваться? Легче взломать наисложнейший компьютерный код, право слово. Какой-то запах вдруг касается его ноздрей, настойчиво примешиваясь к сочному аромату влажной зелени с легкой примесью гнили. Определенно, пахнет дымом. Финч целеустремленно идет на запах будто ищейка, уже почти не замечает сложностей с передвижением. Ноги сами выводят его на крошечную поляну с гладко утрамбованной травой. Там, прямо посередине, горит костер, а у костра сидит человек. Другой человек, не Ричард. Гарольду за бесконечно долгую секунду узнавания кажется, что его внутренности съежились в крошечный комок, оставив вместо себя холодный вакуум. Он непроизвольно делает шаг вперед, вглядываясь изо всех сил. А потом не произносит — выдыхает:
— Нейтан…
6. Бен
Яркие цвета на фоне светлой бетонной стены, что огораживает стадион с юга, кажутся еще ярче, и Бен издалека замечает маленькую фигурку в красной дутой куртке и серо-фиолетовой полосатой вязаной шапке. Сага Линдрусен стоит, задрав голову кверху, и не отводит глаз от какого-то предмета, застрявшего в ветвях растущего у ограды дерева. Только приблизившись вплотную, Бену удается разглядеть объект пристального внимания девочки. Им оказывается синий скрипичный футляр с нарисованной сбоку забавной рожицей. Присвистнув от удивления, он качает головой.
— Надо же. Впервые вижу летающий футляр для скрипки.
Она кривит губы в подобии улыбки, снисходительно фыркает.
— Побывали бы у нас в школе, еще не такое увидели бы. Летающие книги, летающие рюкзаки… Однажды летал бюст Сократа, что стоит в кабинете у директора. А он довольно тяжелый.
Брови Бена ползут вверх, на лице появляется выражение комического изумления.
— Не знал, что школы для юных волшебников существуют на самом деле.
Сага недовольно морщится.
— Ну, хватит уже издеваться. Лучше бы помогли мне его достать.
Бен оценивает расстояние до цели, качает головой.
— Я, как видишь, не баскетболист. Может, попробуем совместными усилиями?
Дождавшись утвердительного кивка, подхватывает девочку за талию, поднимает как можно выше и держит на вытянутых руках, пока она сосредоточенно сопит и шуршит ветками над его головой. Он почти забыл, вернее всеми силами постарался забыть, но руки еще помнят. Алекс тогда была помладше и весила поменьше; своего любимого плюшевого зайца она закинула на дерево сама, а потом нажаловалась на кого-то из соседских мальчишек. Характер у нее был тот еще. Бен усилием воли загоняет невольное воспоминание поглубже. Нет, нельзя. Только не сейчас. А лучше вообще никогда. Потому что становится трудно дышать, а из тела, как будто, вынимают все кости, и оно превращается в студень.
Сверху слышится сдавленное «ой!», и на голову ему внезапно обрушивается увесистый предмет, заставив на секунду потерять равновесие. Он опускает Сагу на землю, морщась, трет макушку. У девочки виноватый вид.
— Простите, я не нарочно.
— Да уж, надеюсь. Как вообще твой футляр умудрился оказаться на дереве?
Она выпячивает подбородок, сердито поджимает губы.
— Мальчишки… Они идиоты. Похожи на обезьян в зоопарке.
Пристальнее зыркнув на Бена, вдруг выдает:
— А я вас помню. Вы были у нас дома. Вы электрик, да?
— Что-то вроде того.
— Я могла бы подумать, что вы меня преследуете. Может вы маньяк-педофил. Когда взрослые говорят, что никуда нельзя ходить с незнакомыми людьми, они имеют в виду, как раз, маньяков-педофилов.
Бен, с видом оскорбленной невинности, снова демонстративно потирает макушку и поправляет шарф.
— Во-первых, я тебя никуда с собой не зову. Во-вторых, я живу здесь рядом и просто проходил мимо. А вот ты нынче забралась далековато от дома. И у тебя очень своеобразный способ благодарить за оказанную помощь, юная леди.
Она на секунду смущенно отводит глаза, но потом снова дерзко зыркает из-под длинных ресниц.
— Ладно. Спасибо… большое.
— Пожалуйста… большое. Может, проводить тебя домой? Гулять в одиночестве не очень хорошая идея. Ты должна понимать, что твоей маме сейчас вредно волноваться.
Беззаботно крутанувшись на пятке, Сага глядит на Бена снисходительно и как-то даже свысока.
— Со мной ничего не случится. Моя подруга за мной присматривает.
— Подруга? — Бен озадаченно оглядывается по сторонам, - Я никого не вижу здесь кроме нас.
— Она наблюдает за мной прямо сейчас. И не даст меня в обиду.
Девочка многозначительно косится куда-то поверх его плеча, и, проследив направление её взгляда, Бен замечает в метрах десяти от них приткнувшуюся над оградой видеокамеру. Паззл потихоньку складывается в его голове, осталось лишь поработать над деталями.
— Что ж… В таком случае, провожатый тебе явно не нужен.
— Это точно.
Она убегает вприпрыжку, размахивая скрипичным футляром и периодически поддавая его коленками, потом вдруг останавливается перед изгибом стены и, обернувшись, кричит:
— Простите, что обозвала вас маньяком!
Улыбнувшись, Бен машет ей рукой, и, помахав в ответ, Сага исчезает из поля его зрения.
Коснувшись невидимого микрофона в ухе, Бен произносит:
— Надеюсь, Джон, ты не пропустил ничего из нашего разговора.
— Я все слышал. Не знал, что ты так хорошо ладишь с детьми.
Голос Риза звучит слегка озадаченно и как-то по-новому, как-то мягче и доверительнее, что ли. Это приятно. Странно, да. На кой черт ему нужна симпатия этого человека? Лайнус никогда не нуждался ни в чьей симпатии. Ну, почти никогда. Человеческие привязанности также хрупки, как лёд по весне — они быстро ломаются и быстро тают. Уважение и страх куда более надежные вещи.
— У меня была дочь. — Произносит он сухо, и тут же добавляет во избежание дальнейших вопросов, — Она умерла.
Заранее поджимает губы, ожидая сакраментальную фразу «мне жаль». Но не дожидается.
— Сага на нее похожа?
— Абсолютно ничего общего. По крайней мере, моя дочь не общалась с искусственным интеллектом.
— Ты хочешь сказать…?
— У нее контакт с Машиной. Это абсолютно точно. А это значит, что те, кто следит за её домом, работают на программу «Северное сияние».
7. Гарольд
— Больно щиплешься. Синяк будет.
Нейтан потирает предплечье с краснеющими на запястье следами от укусов насекомых; у него отросшие немытые волосы, трехдневная щетина и новые морщины на лице. Словом, он выглядит реальным, как на вид, так и на ощупь.
— У мертвых не бывает синяков, — с расстановкой произносит Финч, вид у него слегка отрешенный, — А ты мертв. Ты мертв, Нейтан. Умершие не возвращаются.
— Много ты знаешь о мертвых. Ты-то сам жив.
У Нейтана в голосе сквозит снисходительность, и в этом весь он. Странно, нет ни мурашек по спине, ни сомнений в собственном здравом рассудке. Гарольд уже давно понял, что остров — крайне необычное место. Может быть, он что-то вроде чистилища. Самолет разбился, и теперь…
— С чего ты взял, что я жив, Нейт? Я уже ни в чем не уверен.
— Просто поверь мне на слово. Помнишь, на втором курсе мы спорили насчет сингулярности пространства-времени, физических параметров души, возможности наблюдать в нашем трехмерном пространстве проекции многомерного?
— Ага. Но какое это имеет отношение к нам теперешним?
Нейтан передергивает плечами, смотрит мимо из-под набрякших век; мелкие сосуды глаз частично полопались, то ли от недосыпа, то ли от раздражения.
— Человечество веками неистово ищет ответ на вопрос, есть ли жизнь после смерти. Как насчет того, чтобы стать тем, кто его получит?
Финч прикрывает глаза, слушая стрекот сверчков и журчание воды где-то поблизости. Если это искусственный мир, то тут все чертовски хорошо продумано.
— Нет уж, спасибо. Хватит с меня того, что я создал Бога. И пока даже не могу понять — созидательное это божество, или разрушительное. По крайне мере, я сделал все, чтобы добиться первого.
Нейтан загадочно усмехается, будто фокусник, который вот-вот вытащит из шляпы кролика, подмигивает левым глазом.
— Я много чего узнал… о Боге. Конечно, смотря какое значение вкладывать в это слово. Что ты вкладываешь в это слово, Гарольд? В мире так много боли, вот о чем мы думали после одиннадцатого сентября. Так много боли, так много бессмысленных смертей. Что мы можем сделать? Мы не боги, мы просто люди. Верно?
Финч раздумчиво кивает, ворошит прутиком тлеющие угольки в костре.
— Я помню. Должен ли кто-то, кто стоит над правительствами и корпорациями, с их вечными интригами, властолюбием и корыстью, вмешаться в происходящее? Должен ли он влиять на людей, совершенствовать их, лечить болячки общества? Или ему стоит отойти в сторону и просто предоставить нас собственной судьбе?
— «Сердце мое полно жалости», - медленно цитирует Нейтан, — «я не могу сделать это»*. Мы не смогли просто стоять и смотреть, мой друг. Частично поэтому ты сейчас здесь.
— Я? — Гарольд порывисто поднимает голову. В следующую секунду окружающий мир словно бы замирает и пустеет, и, кажется, нет ничего вокруг — ни деревьев, ни животных, ни птиц, ни насекомых. Ни людей. Ничего, кроме громадных остановившихся часов. — Я ничего не знаю об этом месте. Почему именно я?
Нейтан передергивает плечами.
— Если не ты, то кто? В каждой эпохе рождаются люди, намного опережающие свое время. Идеалисты. Беззащитные, непрактичные, наделенные величайшими талантами. Ты один из таких людей.
Губы Финча словно сами собой складываются в горькую усмешку.
— Кто из нас идеалист — еще большой вопрос. Это ты хотел спасать людей, попавших в иррелевантный список. Ты, а не я. Я хотел отойти от проекта, жениться на Грейс и спокойно встретить старость где-нибудь в швейцарских Альпах. Меня можно назвать не только сугубо практичным человеком, но даже черствым эгоистом.
Мотнув головой, Нейтан, наконец, глядит ему прямо в глаза.
— Ты создал Бога, Гарольд. Ты создал его. Ты создал одного Бога, ты сумеешь помочь другому.
— Нейтан, прекрати. Я устал от загадок.
— Больше никаких загадок, братец. Джейкоб расскажет тебе все, что знает. В итоге, ты узнаешь куда больше, чем знает он. Надеюсь, эти знания не причинят тебе вреда.
У Гарольда непроизвольно вырывается нервный смешок.
— Признаюсь, ты начинаешь меня пугать.
— Не бойся. Все будет…
Но договорить он не успевает — ослепительный белый свет заливает окружающее пространство, поглощая картинки, звуки и запахи.
8. Джон
Свет фонарей с улицы масляно размазывается по покрытым липкой влагой стеклам; там снаружи не то снег, не то дождь, не то какая-то мутная изморось с примесью тумана. Джон медленно вытягивает вперед правую руку с раскрытой ладонью — универсальный жест мира и доверия.
— Пожалуйста, успокойтесь. Я пришел помочь вам, я не причиню вреда. Вашей семье угрожает опасность, вы должны поехать со мной. Они уже близко, нам надо торопиться.
— О чем вы говорите? Кто они?! Я не знаю вас! Просто покиньте наш дом, и мы не станем звонить в полицию!
В просторной гостиной царит полумрак; скупой свет с улицы очерчивает силуэты мебели и три человеческие фигуры — высокий мужчина с растрепанными волосами, в квадратной формы очках и с бейсбольной битой наизготовку, женщина с округлым животом и съежившаяся за их спинами девочка. Снаружи слышится звук двигателя; свет фар бьет в глаза сквозь окна, отражается в стеклах очков Кристиана и заставляет каждый завиток на голове Саги вспыхнуть живым золотом.
Прерывисто выдохнув, Риз поворачивается лицом к входной двери, вынимает из-за пояса «Глок», заученным движением снимает с предохранителя. Ну вот, опять. Опять он все провалил. Без Гарольда он беспомощен и никому не способен помочь. А Лайнус… Он же знал, с самого начала знал, что этому человеку нельзя доверять. Чему удивляться? Он позволил заморочить себе голову. Еще и Фаско… Черт бы побрал детектива Фаско. Только продажному копу могло придти в голову, что он в сговоре с Лайнусом и обделывает грязные делишки вместо того, чтобы заниматься номерами. «Джон, пожалуйста, прекрати…» Голос Бена похож на толчок изнутри. Ризу не хочется думать про все это дерьмо, потому что здесь есть толика и его вины. Если бы он так по-идиотски не попался тогда в руки наркокартеля, Лайнусу не пришлось бы просить помощи Элаеса ради его спасения. И не пришлось бы потом платить за эту помощь. И меньше всего хочется думать о том, что когда вчера вечером он приставил ко лбу Лайнуса ствол и поклялся, что убьет его, если тот сейчас же не уберется из библиотеки без права возврата, то двигал им не столько гнев, сколько чувство вины.
Это все — настоящее безумие. Безумием было лететь сюда на полной скорости, врываться в дом, напугав хозяев по полусмерти, безумием было пытаться уговорить их довериться совершенно незнакомому вооруженному человеку. Худшая операция в его жизни. Он ведь даже не знает, сколько снаружи агентов «Северного сияния», помимо тех двоих, которых он нейтрализовал. Некому сообщить ему эту информацию, и некому прикрыть ему спину. Он совершенно один.
Входная дверь распахивается, в прихожей слышатся шаги, а потом Бен переступает порог гостиной, не обращая ни малейшего внимания на направленный в его сторону ствол. Он даже не смотрит на Риза, он смотрит на только на Сагу, как будто в комнате никого нет кроме неё.
— Я не опоздал, это хорошо. Не бойся. Ты была права — я не случайно появился в вашем доме. И я не случайно встретил тебя на улице. Твоя подруга попросила меня за тобой приглядывать. Меня и вот его, — небрежный кивок в сторону Риза, — Приглядывать и защитить, если понадобится.
Девочка делает шаг вперед, проигнорировав попытку матери её остановить. Хмурится, прикусывает нижнюю губу.
— Как её зовут? Мою подругу. Как её зовут?
— Она называет себя «Машина». Потому что так её назвал отец.
Сага кивает с удовлетворенным видом, потом поворачивается к родителям.
— Мам, пап. Нам нужно ехать. Я расскажу вам все по дороге.
Риз отступает в угол и отстраненно наблюдает, как, подчиняясь командам Бена, Линдрусены хватают документы, торопливо запихивают в сумку какие-то вещи, слушает, как всхлипывает Малика, а Кристиан бормочет себе под нос ругательства на шведском; как Бен разговаривает по телефону с Фаско, а потом сообщает Линдрусенам, что машина подъедет через пару минут, и детектив полиции Нью-Йорка увезет их в безопасное место. Риз ощущает себя астронавтом, зависшем в невесомости внутри капсулы — нет ни низа, ни верха, а за хрупкой перегородкой лишь вакуум и бесконечность.
Линдрусены выходят из дома с черного хода, пересекают соседский двор и исчезают в темноте переулка, откуда тускло светятся габаритные огни припаркованного Шевроле болотного цвета; Лайонел приоткрывает дверцу и нетерпеливо машет им рукой. Риз выгоняет из гаража новенький серебристо-голубой Вольво, дожидается, пока Бен запрыгнет на пассажирское сидение и давит на газ.
В полном молчании они петляют в лабиринте улиц минут пять, потом Риз первым подает голос.
— Я высажу тебя где-нибудь по пути, там, где нет камер.
— Это еще зачем?
— В машине установлен жучок, они наверняка уже кинулись вдогонку. Я собираюсь покататься по городу, чтобы сбить их с толку, а потом брошу автомобиль и скроюсь. Ты будешь лишь помехой.
Бен вздергивает подбородок, пренебрежительно кривит губы.
— Не похоже, что сегодня я был тебе помехой, Джон. Не наступай в третий раз на те же грабли, прояви благоразумие.
В следующую секунду Риза прорывает.
— Кто ты, черт тебя подери, такой, чтобы советовать мне проявить благоразумие?! Ты — ошибка. Тебя не должно здесь быть! Тебе здесь не место!
Бен с минуту молчит, отвернувшись к окну, потом негромко произносит.
— Ты не прав. Я здесь именно потому, что должен здесь быть. А он там, именно потому, что там он нужнее. Я знаю, ты скучаешь. Потерпи еще немного…
— Прекрати говорить со мной как со слабоумным ребенком! Ты…
Все, что скопилось за прошедшую неделю, все, что Риз должен был выплеснуть — все свои страхи, сомнения, подозрения, фантомные боли, надежды — все словно бы захлебывается в один момент, когда яркий свет фар мчащегося навстречу им авто бьёт по глазам, а затем слышится душераздирающий визг тормозов и выстрелы.
9. Гарольд
— Знаете сколько раз я был здесь, внутри, — Джейкоб переступает босыми ногами по темной матовой поверхности пола и широким жестом обводит округлой формы помещение с бугрящимися по потолку и стенам причудливыми выступами, похожими на сталактиты, — за более чем тысячелетний срок в качестве Хранителя Острова?
Гарольд молча мотает головой, не в силах глядеть на своего спутника, как подобает согласно элементарным правилам вежливости. Все вокруг… оно почти гипнотизирует, совершенно невозможно отвести глаз.
— Ни разу. Мне понадобилось очень много времени, чтобы хотя бы начать понимать значение этого места. Очень много.
— Господи… — голос Гарольда срывается на прерывистый шепот, — Миллиарды световых лет. Он пробыл в пустоте так долго, прежде чем попасть сюда. Хотя… Вы говорили про свой более чем тысячелетний срок. Вашему помощнику, мистеру Алперту несколько сотен лет. Это доказывает, что им удалось взять под контроль время, выйти за рамки трехмерного пространства… Миллиарды световых лет могли показаться мгновением, а время с начала зарождения человеческой цивилизации вообще ничем. Или бесконечно долгим путем, по которому мы шли рука об руку, хотя люди о том не ведали. Как те следы на песке… Когда кто-то несет тебя на руках, ты видишь следы лишь его ног, но не своих. Вы понимаете, о чем я? Вы понимаете, где мы сейчас находимся?
Свой последний вопрос Гарольд адресует уже не в пространство, а своему спутнику, заставив себя перевести на него взгляд. Тот кивает с торжественным видом.
— Источник — сердце Острова. А это его разум.
Финч понимающе кивает.
— Можно и так сказать. В человеческом восприятии этот продукт внеземных технологий нечто вроде Божества. Я не знаю, сколько должно пройти веков, чтобы мы хотя бы вполовину… Впрочем, сейчас это неважно. Я понял, зачем я здесь. Ему потребовалась моя помощь. Правда, я понятия не имею, с чего начать.
Приблизившись к темной матовой поверхности одного из выступов, похожей на покрытую изморосью сенсорную панель, Гарольд осторожно кладет на нее ладони. Прерывисто вздыхает, ощутив под льдистым холодком нечто похожее на живое тепло, благоговейно шепчет:
— Возможно, даже биотехнологии… Да, очень может быть. Просто невероятно!
— Моя мать… — подает голос Джейкоб за его спиной, — вернее, та женщина, которую я привык считать матерью. Она была Хранителем до меня. Как-то раз, в детстве я пытался научиться играть на свирели. И она сказала мне — если хочешь, чтобы что-то зазвучало, прежде всего, согрей его своим теплом.
Обернувшись на секунду, Гарольд коротко улыбается.
— Не такая уж бредовая мысль, кстати.
Склонившись над поверхностью, дышит на нее, будто на заиндевевшее оконное стекло, стирает рукавом конденсат и снова дышит, а когда значительная часть поверхности уже сияет матовой чистотой, она вдруг оживает и начинает едва заметно светиться, и по ней ползут строки из странного вида знаков и символов.
— Так-так, — возбужденно бормочет Финч себе под нос, — если бы это было совершенно нереально расшифровать, то меня бы сюда не позвали, логично? Хотя, без компьютера я как без рук.
— Это, как раз, не проблема.
Достав из висящей у него на плече холщовой сумки серебристый Макбук, Джейкоб пристраивает его на выступе рядом с панелью.
В следующую секунду Гарольд едва удерживается от порыва обнять своего странного спутника, настолько велика его радость. Он лишь сумбурно благодарит и дрожащими руками тянется к устройству. Кто бы знал, насколько сильно он скучал по привычному и родному ощущению клавиш под подушечками пальцев. Что ж, ему предстоит разгадать загадку, возможно, самую сложную в жизни. Это настоящий вызов, а Гарольд Финч никогда не боялся вызовов.
10. Бен
Ноги кажутся такими тяжелыми, будто к ним привязали гири. Надоело убегать. Нет смысла убегать. Он закончил здесь все свои дела, он готов вернуться. Почему же его не возвращают? Высокая фигура Риза маячит впереди, все больше удаляясь из виду. Может быть, Джон и начал бы, в итоге, ему доверять. Кто знает. Вопрос для викторины — сколько раз нужно спасти жизнь Джону Ризу, чтобы тот проникся к тебе доверием? У них не будет возможности проверить это на практике. Полчаса назад… Непонятно, что на него нашло. У него были все шансы улизнуть, пока Риз пытался выбраться из разбитого авто, параллельно отстреливаясь. Но ноги как будто сами понесли по направлению к одной из окруживших перевернутую машину темных фигур, что пристроилась за мусорным баком с короткоствольным автоматом наизготовку. Бен ударил телескопической дубинкой снизу вверх по руке, державшей оружие, ломая запястье, потом рукояткой в висок, подобрал автомат… Было чертовски похоже на боевик про гангстерские разборки. Так забавно…
Прислонившись к стене из голого кирпича, Лайнус жадно ловит ртом воздух с запахом снега. Рука, зажимающая левый бок, онемела, а сам бок будто кипятком ошпарили. Там, под пальто мокро и липко, смотреть туда не хочется. Да и не разглядишь при таком освещении. Риза не видать. Он и назад-то ни разу не оглянулся, впрочем, зачем оно ему — Лайнус ведь не Финч. Райончик препаршивый — какие-то пустующие склады, свалки и минимум жилых домов. Здесь не стоит особо надеяться на чью-то помощь. Зато здесь почти нет камер. Но если кто-то питает надежду, что Бенджамин Лайнус покорно ляжет под забором и сдохнет, то совершенно напрасно. Стиснув зубы, Бен отталкивается от стены, но его тут же ведет куда-то вбок. Свет фонарей впереди мигает и тускнеет; где-то неподалеку заливисто лает собака и, оборвав лай на самой высокой ноте, тоскливо взвывает, будто по покойнику. Мир начинает пугающе вращаться, и Бен судорожно шарит вокруг себя рукой в поисках опоры.
Риз появляется непонятно откуда, кажется, он ушел совсем в другом направлении. Подхватывает, куда-то не то ведет, не то тащит, почти несет; что-то говорит, но смысл его слов ускользает, теряется в тумане. В голове немножко проясняется только когда Риз опускает его на твердую поверхность. Какая-то скамья… Моргнув, Бен оглядывается по сторонам. Да, определенно. Деревянная скамья, рядом клумба с деревьями и кустарником, чьи голые ветви нелепо торчат во все стороны. Слева церквушка за невысокой оградой из ржавых металлических прутьев. Кажется, тоже заброшенная. Здесь, в округе, вообще есть что-то не заброшенное? Риз торопливо, путаясь в рукавах, сдергивает с себя пальто, накидывает Лайнусу на плечи.
— Мой телефон разбился. Там впереди я видел таксофон, я оставлю тебя здесь ненадолго и позвоню в службу спасения.
Бен молчит, глядит на него снизу вверх, рассматривает его лицо, будто картину. У Джона еще не до конца сошли старые синяки, остались желтоватые разводы. Добавились новые ссадины, наверно от осколков стекла. И этот его взгляд, и выражение… Люди бывают такими жалкими, сентиментальными, жертвенными. Если перевести на человеческий язык то, что написано сейчас на лице Риза, то прозвучало бы оно примерно так: «я все бы отдал, лишь бы сейчас поменяться с тобой местами». Господи…
— Слушай, Джон…
— Чего?
— Сделай одолжение, убери со своего лица это выражение. Я — не он.
— Не понимаю…
— Ладно, — Бен машет рукой, — Иди уже, звони.
Оставшись один, Лайнус бездумно глядит в темное небо, откуда одна за другой появляются белые пятнышки снежинок. Снег в конце ноября… Рановато.
Локк появляется из темноты внезапно, подобно призраку. Садится рядом. Просто садится и сидит, тоже глядит на небо, на снежинки. Как будто оживший мертвец это самое обычное явление для окраины славного города Нью-Йорка. Бен косится в его сторону, болезненно кривит губы в усмешке.
— Я знал, что это будешь ты. Что именно ты придешь по мою душу, когда настанет мое время. Кажется, однажды мне это даже снилось.
Локк поворачивает к нему голову, знакомо улыбается, и морщинки лучиками расходятся в стороны от его глаз. Кивает в сторону церквушки.
— Это церковь Элоизы. Я иногда прихожу сюда. Посидеть, подумать. Но мне еще рано заходить внутрь. Впрочем, как и тебе. Надо дождаться, пока соберутся остальные. Когда придет назначенный день, ты, как сегодня, будешь ждать меня. Прямо на этой вот скамье. Я точно знаю.
— Джон…, — голос у Бена сипнет, срывается. Он уже почти не ощущает конечностей, и все тело как деревянное. — Не оставляй меня, ладно? Только не оставляй меня… Прости меня, Джон…
Эпилог
Снег валил хлопьями. Покрывал землю, деревья, крыши зданий и припаркованные у тротуара автомобили. Высокий мужчина в расстегнутом черном пиджаке и порванной, вымазанной в крови белой рубашке шел быстрым шагом, почти бежал. Но остановился вдруг на полпути, словно наткнувшись на невидимую стену, начал вглядываться вперед, будто не веря своим глазам. Потом медленно-медленно пошел дальше по направлению к деревянной скамейке рядом с заброшенной церковью. На ней, неловко откинувшись на низкую неудобную спинку, спал прилично одетый и крайне респектабельный с виду господин средних лет. Он смешно причмокивал во сне губами, его квадратной формы очки сползли немного набок, а стриженные ёжиком жесткие волосы казались наполовину седыми из-за осевших на них снежинок.
____________________________________________
*цитата из романа Стругацких «Трудно быть богом»
Драбблы и мини | Миди
@темы: Дайриковское, Чукча как писатель