Если не можешь победить честно, тогда просто победи
читать дальше***
Распахнутую настежь дверь теребит ветер, и она монотонно скрипит на плохо смазанных петлях, бесстыдно обнажая внутренность полуразрушенного дома – пустую, холодную, темную. Ирука ощущает пощипывание под опущенными веками и несколькими торопливыми глотками загоняет слезы внутрь. Ему повезло, так все говорят. Он выжил, чтобы помнить. Помнить, как светилось, подмигивая ему, окошко; как мать, выйдя за порог, звала его ужинать. Как он с разбегу запрыгивал на широкую отцовскую спину, а отец притворно ворчал, что такую тушку теперь только на прицепе возить. Он будет помнить, но память в большинстве случаев подернута холодом, она не приносит утешения, скорее наоборот. Дверь скрипит все так же монотонно, время от времени ударяясь о косяк с глухим стуком, и Ирука вдруг понимает, что все, что он видит – Коноха, родительский дом – все это ему снится. А значит, пора просыпаться. Просыпаться почему-то не хочется, но сознание возвращается само собой, помимо его воли, потому что больно. Очень больно. Сначала боль кажется тупой, тягучей, масляно растекшейся по всему телу, затем она локализуется в нескольких местах, становится острой и пульсирующей. Ирука понимает, что болит левое плечо и спина, что он почти не ощущает рук, стянутых сзади тонкой бечевкой, зато очень хорошо ощущает пересохшее, воспаленное горло и разбитые губы. Пытается открыть глаза; ресницы отчего-то мокрые и слипшиеся. Он смаргивает, и два расплывчатых пятна света превращаются в масляную лампу, подвешенную под потолком. Снаружи темнота и ветер; доски старенькой бревенчатой хижины почти не защищают от сквозняков, и лампа раскачивается из стороны в сторону, словно корабельный фонарь под потолком каюты, а большой ночной мотылек кружит вокруг источника тепла и света, время от времени слепо ударяясь о стекло.
Следом за сознанием возвращается память. Ирука прокручивает в голове события, безусловным следствием коих и явилось его нынешнее положение. Он вспоминает, как, избежав первой атаки, он замер в нерешительности, поскольку убийца прикрылся девочкой. Но его замешательство длилось недолго – демонстративно уронив сюрикены в траву, он вытянул вперед руки, показывая, что теперь безоружен, и одновременно, выполнив технику обмена телами, зашел противнику в тыл, молниеносно атаковал, стремясь в первую очередь не нанести смертельный удар, а отделить убийцу от Йоко. План удался, но как только кунай Ируки вонзился в шею врага, тот истаял облаком чакры, растворился, оставив пустой, продырявленный балахон с широкими рукавами. Вот тогда-то Ирука понял, насколько он ошибался и насколько глупо себя повел, ринувшись в бой, даже не предупредив Какаши. «Теневой клон… Но как…?». Он успел лишь схватить Йоко в охапку и заслонить собой, прежде чем их накрыл дождь из сюрикенов. Дальнейшее вспоминалось смутно, сквозь пелену боли – как он крикнул Йоко, чтобы она бежала в лес и пряталась, как девочка, к счастью послушалась, как он прикрывал ее, отражая атаку за атакой, пока тело и разум еще хоть как-то повиновались его воле…
Ощущение чужого присутствия возникает как-то сразу, словно человек появился из воздуха. Убийца склоняется над пленником, берет за подбородок твердыми пальцами, поворачивает голову к свету, приподнимает правое веко.
- Ну, хватит валять дурака, Ирука-чан, оставь эти трюки для первогодков!
Ируке на миг кажется, что он так и не проснулся, ибо этот голос мог принадлежать лишь одному человеку, и человек этот был давно мертв. Он все же фокусирует взгляд на лице врага, зрачки его расширяются, он замирает, забыв дышать.
- Санада-сэнсей!
- Узнал-таки, – убийца садится рядом, скрестив ноги, добродушно улыбается. Он ничуть не похож на старика – на вид ему едва за пятьдесят, он жилист и крепок, его спутанная грива волос, как и недельная щетина на подбородке, обильно тронуты сединой, - узнал своего старого учителя!…
…Ирука лежит на спине, тяжело дыша; солнце зависло над ним размытым желтым пятном, оно обжигает, и соленые струйки пота стекают по лицу, разъедая ссадину на левой скуле. Он поднимается, пошатываясь, вновь кидается в драку, слизнув кровь, обильно струящуюся из разбитого носа. Чертов Байо, кажется, он совсем не устал, и не удивительно – он старше на два года, и его считают настоящим гением тайдзютцу. Ирука напролом рвется в атаку; его противник гнусно ухмыляется, легко ускользая от ударов, несильно бьет под коленку, заставляя его в очередной растянуться ничком, проехав пару метров животом по острой гальке.
- Ну что, хватит с тебя? - голос Байо доносится словно бы откуда-то издалека, прорываясь сквозь непрерывный шум в ушах, - если я продолжу, твои родители, того и гляди, не пустят тебя сегодня домой – они тебя просто не узнают!
Байо ржет, восхищаясь собственным остроумием, а Ирука пользуется минутной передышкой, чтобы собраться с силами. Он поднимается - сперва на четвереньки, затем на ноги; Байо замолкает, будто подавившись собственным смехом, глядит сузившимися глазами с тупым недоумением на лице. Ирука атакует. Он знает, что атака последняя, потому что после нее он просто упадет и умрет. Но никогда не сдастся. Никогда. Приблизиться к Байо на расстояние удара он не успевает – какая-то неведомая сила вздергивает его за шиворот, наподобие шкодливого котенка, и подошвы его сандалий отрываются от земли. Ошеломленный и слегка оглушенный, Ирука беспомощно болтает ногами; повернув голову он видит Байо точно в таком же положении, и мгновенно исполняется безграничным уважением к человеку, для которого нет принципиальной разницы между семилетним и девятилетним учеником Академии ниндзя.
- Так-так, насколько я могу судить – это мало похоже на тренировку!
Голос у человека низкий и звучный; Ирука силится разглядеть его лицо, но солнце слепит глаза.
- А вам-то что, вы разве учитель? – Байо очень хочется, чтобы его тон звучал дерзко и самоуверенно, но в его положении это плохо получается, а слабая попытка вырваться приводит лишь к тому, что он беспомощно трепыхается, суча ногами.
- С сегодняшнего дня – да.
Драчунов ставят на землю; коленки у Ируки предательски подгибаются, но, усилием воли, он удерживается на ногах. С минуту разглядывает шиноби, что остановил драку, приоткрыв от усердия рот. Потом решается на вопрос.
- А разве джуунины преподают в Академии?
Тот подмигивает Ируке левым глазом, улыбается добродушно. Высокий, жилистый, как большинство шиноби, со слегка всклокоченной гривой пегих волос, собранных сзади в хвост.
- Бывает, хоть и редко. Все бывает.
Обрадованный результатом, Ирука решает до конца прояснить ситуацию.
- А… Как вас зовут?
- Санада Коичи. Можете начинать называть меня Санада-сэнсей, ибо с завтрашнего дня я всерьез вами займусь…!
…Воспоминания рвутся, рассыпаются ворохом старых фотографий, где маленький Ирука и живые родители; Ирука вздрагивает, поднимает глаза. Глядит упор, не веря, не понимая. Долго глядит, минуты две. Пытается что-то сказать, но губы распухли и не слушаются. Выдавливает из себя сиплым шепотом.
- Почему?!
Добродушная усмешка Санады-сэнсея гаснет, резко очерченные губы подергиваются, а свет масляной лампы слабо пульсирует в расширившихся зрачках. Он говорит, и речь его звучит рвано и быстро, словно обгоняя мысли.
- Да, да, да… Ты не поймешь, ни за что не поймешь, знаешь ли ты это?! Я бы попытался, но никто не поймет, и это будет продолжаться, будет продолжаться бесконечно…!
- Что будет продолжаться?! Убийства?! - Ируке кажется, что он почти кричит, тогда как, на самом деле, его голос звучит слабо и сипло.
- Нет! – ладони Санады-сэнсея судорожно зажимают уши, - Не убийства! Я не убийца! Я не виноват, я не просился туда, в ту деревню! Я не хотел… Я не хотел, чтобы они залезли ко мне в голову и плакали, плакали… Они не замолкают, понимаешь? – он глядит на Ируку слезящимися глазами, и внутри этих глаз пусто и мертво, будто в древнем склепе, - не замолкают…
Санада-сэнсей постукивает себя пальцем по виску, странно улыбаясь, и этот жест, и выражение его лица кажутся Ируке до боли знакомыми, нужно только вспомнить…
-…ох, сэнсей, идемте домой уж! – Ирука обхватывает своего спутника за талию, пристраивая его левую руку у себя на плече, и с опаской прикидывает, сможет ли он, в случае чего, дотащить Санаду-сэнсея до дома. Ему почти одиннадцать, и за последнее лето он изрядно подрос и окреп, но еще вряд ли способен нести на себе взрослого мужчину, даже с помощью чакры.
- Ирука-чан, ты хороший парень…,ох…, - учитель останавливается и сгибается пополам, словно собираясь блевать. Ирука глядит на него со смесью тревоги и изумления – Санада-сэнсей, конечно же, всегда любил пропустить чашку-другую сакэ, но в таком состоянии он видел любимого учителя впервые, - …хороший парень, - учитель распрямляется, слегка пошатываясь, и опирается на плечо Ируки. – Да…Поэтому я тебе расскажу кое-что.
Он рывком разворачивает Ируку лицом к себе, садится рядом на корточки, дыша перегаром. Его лицо так близко, что видны расширенные кожные поры на носу и красноватые пятна под жесткой щетиной.
- Мы как-то спасали детей, понимаешь… Пятеро детишек, совсем еще мелюзга, заложники… Вели их через лес, а за нами по пятам целая свора. А дети не могут тихо, понимаешь! Нет, ты скажи – ты понимаешь? – Ирука кивает, цепенея под стальной хваткой, сжавшей его плечо и почти гипнотическим, болезненным взглядом темных, влажных глаз. – Вот…Нас окружили, было ясно – не вырваться, тем более с мелкими. Ну мы их… А что делать-то было, а?! Полегли бы все вместе, да и все… И мы, и они… Понимаешь?! – Ирука испуганно кивает, - Ну вот…, - Санада-сэнсей, чужой, незнакомый, отводит глаза, пьяно икает. Смеется, стучит пальцем по виску, - … теперь они все там. Кричат, плачут. Просят не убивать. А может, если я тебя убью, они замолчат, а? Ирука-чан? Скажешь им, что я не виноват, что выхода другого не было! Скажешь, а? Ты же хороший парень…
Пальцы, сомкнувшиеся на горле Ируки, вяло разжимаются. Продолжая смеяться, Санада-сэнсей валится лицом вниз, а Ирука стоит, словно окаменев, не делая попытки его подхватить. Потом разворачивается и бежит. Бежит так, словно за ним гонятся все монстры из детских сказок, что читала ему мать, когда он был маленьким. На следующее утро ему стыдно, но Санада-сэнсей, кажется, ничего не помнит, он такой же, как всегда. Подумаешь, перебрал сакэ, с кем не бывает…
Ирука на мгновение прикрывает глаза; под опущенными веками маячат какие-то серые хлопья. Он думает о том, насколько все безнадежно плохо. Он абсолютно беспомощен – руки стянуты намертво, в голове муть от потери крови, чакра на нуле. Он во власти безумца, и Какаши не сможет быстро его разыскать, а когда разыщет, он, по всей видимости, будет уже мертв. Его неожиданно грубо встряхивают; голова болтается как маятник, тошнота душным комом подкатывает к горлу.
- Ирука-ча-а-ан, не надейся от меня сбежать! – Санада-сэнсей подмигивает ему, как ни в чем не бывало, на его лице вновь добродушная улыбка.
- Вы меня убьете? – он слышит свой голос – чужой, равнодушный. Далекий, словно все, происходящее здесь, его не касается.
- Не сейчас, Ирука-чан, не сейчас! – шепот в самое ухо, - Ты ведь не один пришел за мной.
Реальность накатывает снежным комом; Ирука ощутимо вздрагивает, распахнув глаза, сердце колотится толчками, где-то у самого горла.
- Твой напарник…, - несвежее дыхание, прикосновение губ к щеке, - Шаринган Какаши, так его прозвали. Гений. По мне, все эти гении – выскочки. Процветание деревне принесли не они, а простые шиноби, своим потом и кровью. Мне нужно знать ход его мыслей. Я смогу его одолеть, а ты мне поможешь, а, Ирука-ча-а-ан? Ты ведь хороший парень!
- Да пошел ты…, - Ирука выплевывает ругательство, и тут же захлебывается болью. Где-то в глубине мутного сознания он тупо ненавидит свое тело, трепещущее и страдающее.
- Боль – это примитивно, - голос уже не рядом, откуда-то издалека, - это устарело. Кроме того, у меня мало времени…
***
Распахнутую настежь дверь теребит ветер, и она монотонно скрипит на плохо смазанных петлях, бесстыдно обнажая внутренность полуразрушенного дома – пустую, холодную, темную. Ирука ощущает пощипывание под опущенными веками и несколькими торопливыми глотками загоняет слезы внутрь. Ему повезло, так все говорят. Он выжил, чтобы помнить. Помнить, как светилось, подмигивая ему, окошко; как мать, выйдя за порог, звала его ужинать. Как он с разбегу запрыгивал на широкую отцовскую спину, а отец притворно ворчал, что такую тушку теперь только на прицепе возить. Он будет помнить, но память в большинстве случаев подернута холодом, она не приносит утешения, скорее наоборот. Дверь скрипит все так же монотонно, время от времени ударяясь о косяк с глухим стуком, и Ирука вдруг понимает, что все, что он видит – Коноха, родительский дом – все это ему снится. А значит, пора просыпаться. Просыпаться почему-то не хочется, но сознание возвращается само собой, помимо его воли, потому что больно. Очень больно. Сначала боль кажется тупой, тягучей, масляно растекшейся по всему телу, затем она локализуется в нескольких местах, становится острой и пульсирующей. Ирука понимает, что болит левое плечо и спина, что он почти не ощущает рук, стянутых сзади тонкой бечевкой, зато очень хорошо ощущает пересохшее, воспаленное горло и разбитые губы. Пытается открыть глаза; ресницы отчего-то мокрые и слипшиеся. Он смаргивает, и два расплывчатых пятна света превращаются в масляную лампу, подвешенную под потолком. Снаружи темнота и ветер; доски старенькой бревенчатой хижины почти не защищают от сквозняков, и лампа раскачивается из стороны в сторону, словно корабельный фонарь под потолком каюты, а большой ночной мотылек кружит вокруг источника тепла и света, время от времени слепо ударяясь о стекло.
Следом за сознанием возвращается память. Ирука прокручивает в голове события, безусловным следствием коих и явилось его нынешнее положение. Он вспоминает, как, избежав первой атаки, он замер в нерешительности, поскольку убийца прикрылся девочкой. Но его замешательство длилось недолго – демонстративно уронив сюрикены в траву, он вытянул вперед руки, показывая, что теперь безоружен, и одновременно, выполнив технику обмена телами, зашел противнику в тыл, молниеносно атаковал, стремясь в первую очередь не нанести смертельный удар, а отделить убийцу от Йоко. План удался, но как только кунай Ируки вонзился в шею врага, тот истаял облаком чакры, растворился, оставив пустой, продырявленный балахон с широкими рукавами. Вот тогда-то Ирука понял, насколько он ошибался и насколько глупо себя повел, ринувшись в бой, даже не предупредив Какаши. «Теневой клон… Но как…?». Он успел лишь схватить Йоко в охапку и заслонить собой, прежде чем их накрыл дождь из сюрикенов. Дальнейшее вспоминалось смутно, сквозь пелену боли – как он крикнул Йоко, чтобы она бежала в лес и пряталась, как девочка, к счастью послушалась, как он прикрывал ее, отражая атаку за атакой, пока тело и разум еще хоть как-то повиновались его воле…
Ощущение чужого присутствия возникает как-то сразу, словно человек появился из воздуха. Убийца склоняется над пленником, берет за подбородок твердыми пальцами, поворачивает голову к свету, приподнимает правое веко.
- Ну, хватит валять дурака, Ирука-чан, оставь эти трюки для первогодков!
Ируке на миг кажется, что он так и не проснулся, ибо этот голос мог принадлежать лишь одному человеку, и человек этот был давно мертв. Он все же фокусирует взгляд на лице врага, зрачки его расширяются, он замирает, забыв дышать.
- Санада-сэнсей!
- Узнал-таки, – убийца садится рядом, скрестив ноги, добродушно улыбается. Он ничуть не похож на старика – на вид ему едва за пятьдесят, он жилист и крепок, его спутанная грива волос, как и недельная щетина на подбородке, обильно тронуты сединой, - узнал своего старого учителя!…
…Ирука лежит на спине, тяжело дыша; солнце зависло над ним размытым желтым пятном, оно обжигает, и соленые струйки пота стекают по лицу, разъедая ссадину на левой скуле. Он поднимается, пошатываясь, вновь кидается в драку, слизнув кровь, обильно струящуюся из разбитого носа. Чертов Байо, кажется, он совсем не устал, и не удивительно – он старше на два года, и его считают настоящим гением тайдзютцу. Ирука напролом рвется в атаку; его противник гнусно ухмыляется, легко ускользая от ударов, несильно бьет под коленку, заставляя его в очередной растянуться ничком, проехав пару метров животом по острой гальке.
- Ну что, хватит с тебя? - голос Байо доносится словно бы откуда-то издалека, прорываясь сквозь непрерывный шум в ушах, - если я продолжу, твои родители, того и гляди, не пустят тебя сегодня домой – они тебя просто не узнают!
Байо ржет, восхищаясь собственным остроумием, а Ирука пользуется минутной передышкой, чтобы собраться с силами. Он поднимается - сперва на четвереньки, затем на ноги; Байо замолкает, будто подавившись собственным смехом, глядит сузившимися глазами с тупым недоумением на лице. Ирука атакует. Он знает, что атака последняя, потому что после нее он просто упадет и умрет. Но никогда не сдастся. Никогда. Приблизиться к Байо на расстояние удара он не успевает – какая-то неведомая сила вздергивает его за шиворот, наподобие шкодливого котенка, и подошвы его сандалий отрываются от земли. Ошеломленный и слегка оглушенный, Ирука беспомощно болтает ногами; повернув голову он видит Байо точно в таком же положении, и мгновенно исполняется безграничным уважением к человеку, для которого нет принципиальной разницы между семилетним и девятилетним учеником Академии ниндзя.
- Так-так, насколько я могу судить – это мало похоже на тренировку!
Голос у человека низкий и звучный; Ирука силится разглядеть его лицо, но солнце слепит глаза.
- А вам-то что, вы разве учитель? – Байо очень хочется, чтобы его тон звучал дерзко и самоуверенно, но в его положении это плохо получается, а слабая попытка вырваться приводит лишь к тому, что он беспомощно трепыхается, суча ногами.
- С сегодняшнего дня – да.
Драчунов ставят на землю; коленки у Ируки предательски подгибаются, но, усилием воли, он удерживается на ногах. С минуту разглядывает шиноби, что остановил драку, приоткрыв от усердия рот. Потом решается на вопрос.
- А разве джуунины преподают в Академии?
Тот подмигивает Ируке левым глазом, улыбается добродушно. Высокий, жилистый, как большинство шиноби, со слегка всклокоченной гривой пегих волос, собранных сзади в хвост.
- Бывает, хоть и редко. Все бывает.
Обрадованный результатом, Ирука решает до конца прояснить ситуацию.
- А… Как вас зовут?
- Санада Коичи. Можете начинать называть меня Санада-сэнсей, ибо с завтрашнего дня я всерьез вами займусь…!
…Воспоминания рвутся, рассыпаются ворохом старых фотографий, где маленький Ирука и живые родители; Ирука вздрагивает, поднимает глаза. Глядит упор, не веря, не понимая. Долго глядит, минуты две. Пытается что-то сказать, но губы распухли и не слушаются. Выдавливает из себя сиплым шепотом.
- Почему?!
Добродушная усмешка Санады-сэнсея гаснет, резко очерченные губы подергиваются, а свет масляной лампы слабо пульсирует в расширившихся зрачках. Он говорит, и речь его звучит рвано и быстро, словно обгоняя мысли.
- Да, да, да… Ты не поймешь, ни за что не поймешь, знаешь ли ты это?! Я бы попытался, но никто не поймет, и это будет продолжаться, будет продолжаться бесконечно…!
- Что будет продолжаться?! Убийства?! - Ируке кажется, что он почти кричит, тогда как, на самом деле, его голос звучит слабо и сипло.
- Нет! – ладони Санады-сэнсея судорожно зажимают уши, - Не убийства! Я не убийца! Я не виноват, я не просился туда, в ту деревню! Я не хотел… Я не хотел, чтобы они залезли ко мне в голову и плакали, плакали… Они не замолкают, понимаешь? – он глядит на Ируку слезящимися глазами, и внутри этих глаз пусто и мертво, будто в древнем склепе, - не замолкают…
Санада-сэнсей постукивает себя пальцем по виску, странно улыбаясь, и этот жест, и выражение его лица кажутся Ируке до боли знакомыми, нужно только вспомнить…
-…ох, сэнсей, идемте домой уж! – Ирука обхватывает своего спутника за талию, пристраивая его левую руку у себя на плече, и с опаской прикидывает, сможет ли он, в случае чего, дотащить Санаду-сэнсея до дома. Ему почти одиннадцать, и за последнее лето он изрядно подрос и окреп, но еще вряд ли способен нести на себе взрослого мужчину, даже с помощью чакры.
- Ирука-чан, ты хороший парень…,ох…, - учитель останавливается и сгибается пополам, словно собираясь блевать. Ирука глядит на него со смесью тревоги и изумления – Санада-сэнсей, конечно же, всегда любил пропустить чашку-другую сакэ, но в таком состоянии он видел любимого учителя впервые, - …хороший парень, - учитель распрямляется, слегка пошатываясь, и опирается на плечо Ируки. – Да…Поэтому я тебе расскажу кое-что.
Он рывком разворачивает Ируку лицом к себе, садится рядом на корточки, дыша перегаром. Его лицо так близко, что видны расширенные кожные поры на носу и красноватые пятна под жесткой щетиной.
- Мы как-то спасали детей, понимаешь… Пятеро детишек, совсем еще мелюзга, заложники… Вели их через лес, а за нами по пятам целая свора. А дети не могут тихо, понимаешь! Нет, ты скажи – ты понимаешь? – Ирука кивает, цепенея под стальной хваткой, сжавшей его плечо и почти гипнотическим, болезненным взглядом темных, влажных глаз. – Вот…Нас окружили, было ясно – не вырваться, тем более с мелкими. Ну мы их… А что делать-то было, а?! Полегли бы все вместе, да и все… И мы, и они… Понимаешь?! – Ирука испуганно кивает, - Ну вот…, - Санада-сэнсей, чужой, незнакомый, отводит глаза, пьяно икает. Смеется, стучит пальцем по виску, - … теперь они все там. Кричат, плачут. Просят не убивать. А может, если я тебя убью, они замолчат, а? Ирука-чан? Скажешь им, что я не виноват, что выхода другого не было! Скажешь, а? Ты же хороший парень…
Пальцы, сомкнувшиеся на горле Ируки, вяло разжимаются. Продолжая смеяться, Санада-сэнсей валится лицом вниз, а Ирука стоит, словно окаменев, не делая попытки его подхватить. Потом разворачивается и бежит. Бежит так, словно за ним гонятся все монстры из детских сказок, что читала ему мать, когда он был маленьким. На следующее утро ему стыдно, но Санада-сэнсей, кажется, ничего не помнит, он такой же, как всегда. Подумаешь, перебрал сакэ, с кем не бывает…
Ирука на мгновение прикрывает глаза; под опущенными веками маячат какие-то серые хлопья. Он думает о том, насколько все безнадежно плохо. Он абсолютно беспомощен – руки стянуты намертво, в голове муть от потери крови, чакра на нуле. Он во власти безумца, и Какаши не сможет быстро его разыскать, а когда разыщет, он, по всей видимости, будет уже мертв. Его неожиданно грубо встряхивают; голова болтается как маятник, тошнота душным комом подкатывает к горлу.
- Ирука-ча-а-ан, не надейся от меня сбежать! – Санада-сэнсей подмигивает ему, как ни в чем не бывало, на его лице вновь добродушная улыбка.
- Вы меня убьете? – он слышит свой голос – чужой, равнодушный. Далекий, словно все, происходящее здесь, его не касается.
- Не сейчас, Ирука-чан, не сейчас! – шепот в самое ухо, - Ты ведь не один пришел за мной.
Реальность накатывает снежным комом; Ирука ощутимо вздрагивает, распахнув глаза, сердце колотится толчками, где-то у самого горла.
- Твой напарник…, - несвежее дыхание, прикосновение губ к щеке, - Шаринган Какаши, так его прозвали. Гений. По мне, все эти гении – выскочки. Процветание деревне принесли не они, а простые шиноби, своим потом и кровью. Мне нужно знать ход его мыслей. Я смогу его одолеть, а ты мне поможешь, а, Ирука-ча-а-ан? Ты ведь хороший парень!
- Да пошел ты…, - Ирука выплевывает ругательство, и тут же захлебывается болью. Где-то в глубине мутного сознания он тупо ненавидит свое тело, трепещущее и страдающее.
- Боль – это примитивно, - голос уже не рядом, откуда-то издалека, - это устарело. Кроме того, у меня мало времени…
***
-
-
13.02.2007 в 23:25Я тебя ненавижу!!!!!! Всей душой!!!!!
Почему ты заканчиваешь все главы своих фиков НА САМОМ ИНТЕРЕСНОМ МЕСТЕ!!!!!!!!???
Только слюна начинает капать на клавиатуру и глаза загораются маньячным блеском, следя за поворотами сюжета....как .....РАЗ! .. и глава кончается....
*сучит ножками в ожидании продолжения*
-
-
13.02.2007 в 23:33Почему ты заканчиваешь все главы своих фиков НА САМОМ ИНТЕРЕСНОМ МЕСТЕ!!!!!!!!???
Umi no Iruka, потому что я мерсский, жестокий извращенец (правда, моя прелесссть?).
-
-
14.02.2007 в 00:00И ЖДУ....................
-
-
14.02.2007 в 00:26-
-
14.02.2007 в 11:50-
-
14.02.2007 в 13:02Мнняяаа, зза однну эту фрразу облизать с нног до головвы, даа, мммм...
если бы главы подлинее были,а то только "во вкус" войдешь и...облом.
Мало, да, ага-ага.
-
-
14.02.2007 в 13:04Граждане, имейте совесть! Или пусть она вас имеет, что ли.
-
-
14.02.2007 в 23:28буду ждать проды. Потому что интересно, оч. нра ^__________^
-
-
15.02.2007 в 00:25-
-
22.02.2007 в 21:29Но я считаю, что нельзя торопить автора. Поэтому, я запасаюсь терпением и просто буду ждать столько, сколько нужно.
-
-
23.02.2007 в 12:55