Эту песню не задушишь, не убьешь, не убьешь...

[Schnizel]

Котега штырит так, что никакая критика не отбивает охоту писать фики по "Торчвуду". В комменты кину нечто, что обещает стать циклом мини-фиков, или фиком, состоящим из разрозненных кусочков. Для себя, чтобы не хранить на рабочем компе.

АПД.

АПД2

АПД3. Плюс придумал название и концепт, можно будет выложить на сообществе.

АПД4

АПД5

АПД6 - ура, я закончил!

запись создана: 23.09.2008 в 17:33

@темы: Чукча как писатель

Comments

[Schnizel]

Шаг первый.

Все, что тебя касается
Все, что меня касается,
Все только начинается,
Начинается…

Пальцы проворно бегают по клавиатуре; глаза почти не моргают. В данный момент его сознание всего лишь часть операционной системы компьютера – раз за разом он упрямо и уже почти механически нажимает клавиши, перебирая варианты пароля для взлома системы, сотни вариантов. Это продолжается несколько часов подряд без перерыва, и первыми не выдерживают глаза – они начинают болеть и слезиться, а голова наливается медленной свинцовой тяжестью. Он смаргивает, опускает голову, капитулируя, пару минут медленно массирует переносицу большим и указательным пальцем. Ощущает, как осознание собственного «я» возвращается, словно он некоторое время был под гипнозом. Его зовут Янто Джонс, ему двадцать три года, он бывший младший научный сотрудник лондонского института «Торчвуд-1». Машинально отхлебнув горький, остывший кофе из чашки, что стоит рядом с монитором, Янто морщится, идет на кухню, ставит чашку в раковину, на приличных размеров гору немытой посуды, вытаскивает из шкафа чистую и заваривает свежий кофе. Где-то в глубине сознания шевелится мысль о том, что он ничего не ел уже почти сутки; тупая боль в желудке и легкая слабость во всем теле сейчас единственное напоминание об этом. Как только он пытается представить себе подрумянившийся ростбиф с горкой золотистой картошки из закусочной напротив дома, желудок сводит судорогой, а к горлу подкатывает тошнота. Кофе нещадно горчит; Янто выплескивает остатки в раковину, ставит туда же чашку. Медленно раскачивается взад-вперед, прижав пальцы к вискам. Приступы такого вот беспросветного и всеобъемлющего отчаяния накатывают примерно раза по три за день, в основном после пробуждения, но иногда и просто так; редкие часы сна похожи на обморок – они дают кратковременное забвение, а потом реальность обрушивается на голову с удвоенной тяжестью. В такие минуты он уговаривает себя просто подождать. Все рано, или поздно заканчивается – и плохое, и хорошее. Этот кошмар тоже когда-нибудь подойдет к концу. Янто глубоко вдыхает через нос, выдыхает через рот, фокусируется на рисунке обоев, сосредоточенно разглядывая каждый листик и каждую завитушку. Так учили их на занятиях по контролю сознания. Смотрит на часы. Действие наркотика должно закончиться минут через сорок, но с каждым разом время действия все короче и короче. Вскоре, дозу придется увеличить, и Бог знает сколько это все продлится, он ведь не врач, и не специалист по кибертехнике, откуда ему знать, что делать, и нет никого в этом мире, кто помог бы ему, никого… Он вынимает из ящика стола ампулы с лекарством, идет в боковую комнату. В полумраке датчики приборов жизнеобеспечения мигают желтым, а стальные пластины, покрывающие тело Лизы, матово светятся. Ее лицо неподвижно, лишь веки едва заметно подрагивают; дыхание и пульс слегка учащенные. Да, он вовремя. Еще немного и Лиза бы проснулась, и ей было бы больно, очень больно. Так больно, что Янто вновь захотел бы убить ее, только чтобы все это прекратилось. Он набирает в шприц лекарство, медленно вводит через подключичный катетер. Проверяет приборы и трубки, посредством которых в человеческую часть организма Лизы поступают питательные вещества и выводятся шлаки. Гладит ее по щеке, вглядываясь в ее лицо, в каждую черточку, обводит пальцем контуры губ, подбородка. Он не ощущает уже почти ничего. Нет ни страха, ни боли, ни жалости. Только пустота и усталость. Но, как бы то ни было, он будет бороться за нее до конца. Потому что она единственный человек, для которого он что-то значит в этом мире, и она единственный человек, который что-то значит для него. Она боролась бы за него до конца, в этом Янто уверен на сто процентов.
Сидя за компьютером, он вновь и вновь пытается взломать систему и получить доступ к центральной базе данных Торчвуда. И когда во время очередной, неизвестно какой по счету попытки, звучит резкий, переливчатый звуковой сигнал, а на мониторе всплывает окошко с надписью «Доступ разрешен», Янто пару секунд сидит, тупо глядя на экран, не в силах поверить, что у него, наконец, получилось. Дрожащей рукой он открывает папки, бегло просматривает их, одну за другой. И совсем скоро обнаруживает то, что искал – директорию под названием «Джек Харкнесс».
А на следующий день, в то же время, он возвращается домой с охоты. Разувшись, проходит в ванную, разглядывает в зеркало ссадину на виске. Сердце стучит чуть быстрее, чем обычно; остатки адреналина в крови потихоньку растворяются, оставляя после себя состояние, похожее на легкое похмелье. Сегодня, впервые за много дней, был свежий воздух, азарт погони, острое любопытство, мгновенный испуг, когда долгоносик едва не вцепился ему в горло, и ошеломляющее, как удар под дых, влечение. Влечение к человеку, похожему на яркий солнечный луч во мраке; на атомную бомбу, способную разнести твой маленький, тихий мир в клочья; на комету, со страшной скоростью несущуюся сквозь Вселенную. Сегодня, впервые за много дней, Янто ощутил себя живым. Он тупо рассматривает в зеркале свое лицо – круги под глазами, кровь на щеке, расширенные зрачки. Это лицо – лицо предателя. Потому что он не имеет права чувствовать себя живым, пока Лиза… Его трясет; горло сдавливает спазмом, мир уплывает куда-то. Присев на край ванны, он плачет, совершенно по-детски, взахлеб и навзрыд, вспоминая все плохое, что приключилось с ним за его недолгую жизнь, начиная с раннего детства. А когда слезы заканчиваются, становится легче. Янто уже знает, где можно найти капитана Джека Харкнесса. Он знает наизусть весь его примерный распорядок дня, все его привычки и вкусы. И он уже знает, что завтра утром он будет стоять у его двери, с чашкой горячего кофе в руке. Потому что ему некуда отступать и нечего терять - если он в ближайшее время не получит доступ к медицинскому оборудованию, которое осталось от Торчвуда-1, и которое он не успел прибрать к рукам, то Лиза умрет. И ему не хочется даже думать о том, что жизнь Лизы это не единственная причина, чтобы искать встречи с Джеком Харкнессом и добиваться зачисления в штат «Торчвуда-3».

[Schnizel]

Шаг второй.

Законтачит, засосет
Засосет и обесточит
Микросхемы стерпят все
Можешь делать все, что хочешь…

Тошико обычно уходит последней; на ее столе всегда идеальный порядок – в правом углу аккуратная стопка бумаги, посередине настольный канцелярский набор, где каждый предмет лежит в отведенной для него ячейке, рядом с клавиатурой – ежедневник и крошечный календарь с нарисованным на обложке смешным лягушонком. Лягушонок заметно похож на Оуэна, Тош, конечно же, никогда не придет в голову, что на рисунок может кто-нибудь обратить внимание, но Янто заметил сходство уже в свой первый рабочий день, хотя стол Тош на тот момент не нуждался в уборке, впрочем, как и всегда. Тошико Сато была первой, кто уделил внимание его скромной персоне, случилось это спустя неделю после его появления в Хабе – она спросила, не его ли заслуга в том, что мощность счетчиков, регулирующих напряжение в электросети, увеличилась на четыре фазы. Получив утвердительный ответ, мило улыбнулась, поблагодарила и завела разговор, закончившийся совместным чаепитием в расположенном по соседству бистро.
Сьюзи оставляет за собой Мрак и Ужас, Содом и Гоморру, настоящее Вавилонское столпотворение. На ее столе и прилегающей к нему территории громоздится груда промасленных запчастей, обрывки бумаги и тряпья; распечатки из Интернета, диски, упаковка мятной жвачки, плюшевая крыса загадочного розовато-бурого цвета, а еще моток проволоки и заколка для волос. Янто привычно извлекает из всей этой кучи мусор, оставляя необходимые предметы лежать там, где их оставила хозяйка, ибо Сьюзи способна жить и творить только в окружении Хаоса. Сьюзи Костелло смекнула, что Янто может быть ей весьма полезен к концу его второй рабочей недели, и с тех пор различные крупные и мелкие поручения сыплются из нее как из рога изобилия.
Обитель Оуэна исполнена в стиле легкой небрежности; доктор Харпер педантичен, но пытается это скрыть, ибо подобное качество может повредить его имиджу разбивателя женских сердец. Янто собирает рассыпанные по полу бумаги, аккуратно складывает их стопкой в углу стола, извлекает на свет божий спрятанную под тумбу с центрифугой ополовиненную бутылку дорогого виски, хмыкнув, засовывает обратно. Вот уже месяц как Янто работает на Торчвуд-3, но Оуэн Харпер по-прежнему глядит на него как на пустое место. Кажется, он ни разу не назвал Янто по имени, и сомнительно, помнит ли он его имя вообще. «Кофе-мальчик», или «мальчик-на-побегушках» - первый вариант употребляется чаще, чем второй; Янто откликается на оба, послушно приносит кофе, чай, пиццу и все, чего пожелает Оуэн, пропускает мимо ушей остроты и подколки. У него есть заботы поважнее, чем чувство собственного достоинства.
У Джека нет своего рабочего места. Нет, у него, конечно же, имеется нечто вроде кабинета, где стоит кресло, стол с запертыми на замок ящиками и сейф, в котором он вряд ли хранит что-либо важное, ибо сейф торчит у всех на виду и вскрыть его сможет любой из них, всего лишь приложив некоторые усилия. Но Джека крайне редко можно обнаружить в его кресле, обычно он плавно и органично мигрирует по Хабу, умудряясь находиться одновременно в нескольких местах. Янто незаметной тенью следует за ним; Джеку почти никогда нет необходимости что-либо просить, или приказывать – Янто легко читает по его лицу и со стопроцентной уверенностью может угадать, что именно потребуется от него в следующий момент. Джек Харкнесс относится к Янто как к чертовски удобному инструменту, который здорово облегчает жизнь. Периодически он проявляет о нем заботу, но лучше бы он этого не делал, так считает Янто. По вечерам Джек обычно уходит чуть раньше Тошико, но частенько возвращается обратно, уже далеко за полночь; ткань его пальто намертво впитала табачный дым, который выветрится как минимум через двое суток; от него исходит запах виски, адреналина, чьих-то духов и секса. Остаток ночи он проводит, раскинувшись на диване и слегка похрапывая с блаженной улыбкой на лице; Янто снимает с него ботинки, накрывает пледом и на цыпочках уходит вниз, чтобы немного побыть с Лизой.
Внизу тускло горят лампы дневного света – лишний раз усиливать напряжение Янто опасается, ибо аппаратура, поддерживающая жизнь Лизы, и без того потребляет значительное количество энергии. Здесь царит аура боли и умирания, сдобренная запахом медикаментов, сырости и тлена; Янто легонько сжимает ладонь Лизы, слушая ее бессвязное бормотание, если она бодрствует, либо тихое дыхание, если она спит. Изредка к ней возвращается память, в такие моменты у Янто просыпается надежда, что все когда-нибудь вернется на круги своя, что Лиза станет прежней, и они вновь будут вместе. Надежда сменяется отчаянием, отчаяние сменяется апатией – все движется по кругу. Он завис, застрял в этой пространственно- временной точке; у него не хватает душевных сил, чтобы верить, у него не хватает душевных сил, чтобы разувериться окончательно. Ночь на исходе; он поднимается наверх, выходит на ресепшн, садится в кресло, задирает ноги на стол, вставляет в уши наушники плейера. Голос в наушниках зовет его бросить все, оставить позади свою мертвую жизнь, уехать куда-нибудь, куда-нибудь подальше отсюда. Янто закрывает глаза, шевелит губами, повторяя за голосом:
Spread your wings and fly away
Fly away, far away
Spread your little wings and fly away
Fly away, far away
Pull yourself together
'Cos you know you should do better
That's because you're a free man…
Он незаметно засыпает; ему снится берег моря, волны, омывающие прибрежные камни и восход солнца. Ему снится, что он маленький мальчик, и какой-то мужчина ведет его вдоль берега, держа за руку; тепло и крепость сжимающих его ладошку пальцев рождает ощущение покоя и защищенности. Мужчина садится на корточки, рассказывает ему что-то, что-то веселое, и Янто смеется, сперва робко и неуверенно, потом заливисто и открыто. Незнакомец учит его швырять камешки в воду, так, чтобы они прыгали по поверхности, потом они долго бегают наперегонки, запыхавшись, падают на землю и лежат рядом, раскинув руки. Солнце уже в зените, и Янто защищает глаза от слепящих лучей растопыренной ладонью.
Проснувшись, он вспоминает, что мужчиной из его сна был Джек.

[Schnizel]

Шаг третий.

Тычинка, пестик
Любовь научит
Совсем не пошло

Пятая неделя пребывания Янто в Торчвуде-3 знаменуется пожаром - странный пришелец, отловленный где-то на окраине Кардиффа и доставленный в Хаб для исследований, неожиданно самовоспламеняется. Команда во главе с капитаном Харкнессом носится взад-вперед, вверх и вниз со скоростью объятых паникой тараканов; кто-то пытается накинуть на мигрирующий по Хабу живой факел кусок брезента, кто-то хватается за огнетушитель, кто-то кидается к тайнику - спасать самое дорогое. Янто, что забрался в момент пожара на самый верх, чтобы починить погрызенную птеродактилем электропроводку, некоторое время флегматично взирает на всю эту суету, отмечая про себя местонахождение тайников с ценными вещами и информацией, затем неторопливо слезает вниз, идет в хранилище инопланетных артефактов, набирает на клавиатуре код, в секретности коего Джек уверен на сто процентов, вынимает из ячейки прибор, способный в считанные секунды поглотить весь кислород в помещении, и включает его, предварительно надев на себя кислородную маску. Когда, лишившись кислорода, пламя мгновенно гаснет, а его кашляющие и полузадохшиеся коллеги толпой вываливаются в приемную, и тут же громогласно начинают выяснять, кто же виноват в случившемся, Янто выходит следом и, как ни в чем не бывало, предлагает всем выпить по чашечке кофе, то на его фигуре с озадаченным выражением тут же фокусируются четыре пары глаз. Потом ему начинают задавать вопросы, он отвечает, впервые с момента своего появления здесь оказавшись в центре внимания. Получив публичную благодарность в комплекте с нагоняем от Джека, уважительно- восхищенный взгляд от Тошико, заинтересованный от Оуэна и милую улыбку от Сьюзи, Янто идет наводить порядок, а команда, получив первую помощь от легкой формы ожогов, принимается ему помогать. Все время, пока Янто занимается уборкой, он ощущает на себе взгляд Джека. Капитан Харкнесс рассматривает его с разных ракурсов, будто изучая, и Янто становится чертовски неуютно, когда он в красках представляет себе те картины, что проплывают в данный момент в сознании его шефа. Он слишком хорошо изучил Джека, это сродни телепатии. Янто понимает, что пропал – он вышел из укрытия, перестал быть просто тенью, привлек к себе внимание, этого нельзя было делать. Если Джек хоть раз посмотрит на кого-то как на достойный внимания объект, ничто не сможет остановить его на пути к выбранной цели. Теперь, похоже, охота началась.
На следующий день они с Джеком играют в странную игру, похожую на салочки – Янто убегает, Джек догоняет. Джек задает вопросы, дает задания, контролирует все процессы, чего он раньше никогда не делал. Янто послушно выполняет все, что ему прикажут, но постоянно норовит незаметно исчезнуть прочь с глаз начальства. Время от времени Джек неприкрыто флиртует, и у Янто голова идет кругом; ему кажется, что он слишком близко подошел к невыносимо яркому источнику света и вот-вот ослепнет. Он бледнеет, краснеет; у него потеют ладони и становится сухо во рту, а внутренности наливаются зыбким, обморочным холодом, словно перед прыжком в пропасть. Ему хочется спрятаться, забиться в щель; он спускается вниз, чтобы покормить пойманных позавчера долгоносиков и пропадает в лабиринтах нижних отсеков до самого вечера, с ужасом ожидая, что Джек в любой момент может вызвать его по громкой связи. Но, вместо того, чтобы вызвать его наверх, Джек сам спускается вниз. Янто оборачивается, слыша шаги; между ними узкий коридор, Джек идет по нему, в глазах у него вопрос, сомнение, недоумение, ожидание и беспокойство. Янто обреченно наблюдает за его приближением, кровь тяжко пульсирует в висках, и вопрос Джека не сразу доходит до его сознания. Обычный вопрос – Джек спрашивает, все ли у него в порядке, но Янто не в силах ответить, губы не слушаются, а язык словно присох к гортани. На миг, его с головой захлестывает жгучее желание рассказать Джеку всю правду, довериться, попросить о помощи. Он так устал быть один, он так устал нести на своих плечах тяжкий груз страха, лжи, ответственности. Желание открыться отступает так же быстро, как и нахлынуло. Янто слишком хорошо изучил своего начальника. Джеку Харкнессу не нужны его излияния. Ему не нужно его доверие, его искренность, его верность, его неожиданная, как весенняя гроза, и от того, кажущаяся совсем юношеской, влюбленность. То, что ему на самом деле нужно, явственно читается в его глазах. И Янто вдруг понимает, что нет смысла убегать, нет смысла пытаться избежать неизбежного. Ничего страшного не случится, если, помимо своих основных обязанностей, он будет время от времени трахаться с Джеком Харкнессом, когда у того не будет хватать времени выйти наружу и подцепить кого-нибудь в ближайшем баре. Ему ведь нужна эта работа, верно? Чтобы спасти Лизу. Жизнь вот такая вот чертовски забавная штука. Джек вновь спрашивает что-то, Янто не слышит. Шагнув вперед и оказавшись вплотную к Джеку, он приникает к его губам, и испытываемое им отчаяние можно легко принять за прорвавшуюся страсть. Тот растерянно замирает, но это длится какую-то долю секунды. В следующий момент он уже уверенно прижимает Янто к стене; его язык у Янто во рту, а руки под рубашкой, чертовски ловкие и умелые руки. Кажется, Джек повсюду; он неторопливо, будто смакуя, исследует тело Янто, мгновенно находит самые чувствительные места. Тот запрокидывает голову, всхлипывает и стонет сквозь стиснутые зубы. Манипуляции Джека выметают из его мозгов все мысли и ощущения, и он готов кончить прямо сейчас, словно ему пятнадцать, и они с Ричи Бартоном дрочат друг у друга в школьном туалете. Джеку, однако, хочется помучить его подольше – распахнув ногой одну из дверей, он вталкивает Янто в темноту архивного отсека; две тяжелые папки падают на пол с глухим стуком, слышится шорох разлетающихся во все стороны бумаг, а потом звуки исчезают, остаются лишь ощущения. Твердый край стола, впившийся в живот, пальцы Джека, жестко стискивающие бедра – это больно. И то, как он входит – сразу, резко, почти без подготовки – это чертовски больно, так больно, что в глазах темнеет, а дыхание сбивается. Джек замирает, ощутив, что сделал что-то не так; медленно движется назад, его руки вновь ласкают и дразнят, заставляя расслабиться, а губы нежно обхватывают мочку уха. Боль отступает; становится хорошо, так хорошо, что окружающий мир сужается до размеров монеты, превратившись в крошечное, ярко светящееся пятнышко.
Спустя некоторое время, Янто подбирает упавшие на пол папки с бумагами; его щеки горят, узел галстука болтается где-то посередине груди, а на рубашке не хватает двух пуговиц. Голова слегка кружится; ему больно нагибаться, а руки и ноги будто ватные. Джек исчез куда-то, после того, как у него зазвонил мобильный, предварительно запечатлев на губах Янто по-хозяйски небрежный и горячий как клеймо поцелуй. Он еще сказал что-то напоследок… что-то насчет того, что не подозревал об отсутствии у Янто интимного опыта подобного рода. У Янто вырывается нервный смешок, когда он представляет себе собственный образ в глазах Джека – тихий, помешанный на работе и сексуально неудовлетворенный клерк, одинокими вечерами уныло дрочащий на хранимый под подушкой портрет своего великолепного, неотразимого и чертовски притягательного шефа. В любом случае – секс с Джеком помогает забыться. А это ему сейчас крайне необходимо. Иначе в один прекрасный день он просто свихнется.

[darkflame]

мырьк, очень интересный фик))
больше всего понра наблюдения Йанто
рабочие места, сравнения... классно *___*

[Schnizel]

darkflame,

[darkflame]

а ещё у Йанто забавное чувство юмора)) эт мя второй сезон досмотрель)

[Schnizel]

darkflame, да, оно во втором сезоне прорезалось.

[darkflame]

хаии, внезапно *___*
и Тошико там красивее) Хотя дарки в конце сезона ждали Годзиллу, это как-то логично было бы)

и всё равно не знаем, смотреть ли третий когда выйдет. Оуэн умер >__<

[Schnizel]

darkflame, смотреть-смотреть! Я вообще не пойму, зачем их с Тошико убили - была ведь офигенная четверка мушкетеров + капитан Джек Воробей. Осталось всего двое. Наверно будут новые члены команды.

[darkflame]

будут, куда же денутся, но...не знаем, как сказать.
Джек хороший (временами даже слишком), ради него смотреть не стал бы
Гвен надоела морализаторством и криками
Йанто тоже хороший, да и забавный, но скуучный.
Читать/смотреть фэндомности именно про кого-либо из них мя бы вряд ли стал >__<

[Hoha]

Schnizel
Мне очень понравились фрагменты из нового фика ))) Жалко, что их только 3, надеюсь, что скоро будет гораздо больше !!! )))))

[Schnizel]

Hoha, спасибо! Будет конечно, все уже продумано, надо только найти время, чтобы сесть и написать.

[Schnizel]

Шаг четвертый.

Невиновен как артист
Чист как Новогодний Кролик
За меня умрет радист
Перепутавший пароли


Тик-так. Хронометр тихо щелкает, отсчитывая секунды и минуты. Рядом с хронометром - таблетка реткона и стакан воды.
Тик-так. Глаза Лизы. Озорные, лукавые, кокетливые. Она улыбается, демонстрируя ямочки на щеках цвета молочного шоколада, берет с верхушки белого, с вкраплениями ягод, конуса вишенку, съедает, проводит розовым языком по верхней губе, заставляя сидящего напротив Янто вздрогнуть от сладкой истомы и предвкушения.
Тик-так. Глаза Лизы. Пустые, холодные, без тени мысли и теплоты, словно подернутые сизым инеем. Глаза Лизы. Мертвые, неподвижные, устремленные в потолок. И девушка-курьер, что протягивает к нему руки, и говорит, говорит... Так больно. Больно-больно-больно! Словно у него последняя стадия рака, мир сузился до размеров круглой матовой лампы на белом потолке больничной палаты, и осталось единственное желание - чтобы поскорее вошла сестра и ввела наркотик. И можно было бы забыться, отвлечься, хотя бы на время, чтобы только ничего не чувствовать и ни о чем не думать. Забыть. Да, забыть. Рука Янто тянется к таблетке; обнажаются два ржавых, засохших пятнышка крови на белоснежном манжете рубахи. И он отдергивает руку, словно ошпаренный.
Когда он мыл руки, у мыльной пены был розовый окрас. Он смывал с рук кровь Лизы - яростно, истово, словно невольный убийца, которого спугнул случайный прохожий. Потом он долго плескал в лицо холодной водой, в каком-то отупении глядел на себя в зеркало, а голова его была пустой и гулкой, будто колокол. Боль притупилась на какое-то время, достигнув пика, но потом она вернулась вместе с осознанием всего, что произошло, скрутила тугим жгутом, швырнула наземь, и он полураздавленным червем корчился на кафельном полу, подтянув к животу колени и мычал сквозь стиснутые зубы...
Руки Лизы. Нежные, бархатистые, с длинными пальцами и темно-розовыми лунками ногтей. Руки Лизы. Безжалостная, стальная хватка, нечеловеческая сила. Не было надежды. Не было. Ты ведь с самого начала знал это, Янто Джонс, знал ведь? Знал, когда собирал систему жизнеобеспечения - торопливо, на одном адреналине, инстинктах и зачатках знаний в области кибернетики и медицины. Знал, когда прятал Лизу сперва в каком-то клоповнике на окраине Лондона, потом в подвале хаба уже в Кардифе. Знал, когда писал профессору Танадзаки. Ты знал. Но ты не мог ее убить. Ты не смог нажать на курок даже когда полностью осознал необходимость убить ее.
Ее шея была такой трогательно тонкой, а голова в стальной оплетке такой невероятно тяжелой. На ее мертвом лице навсегда застыло выражение какой-то совершенно детской обиды и неверия; чуть приподнятая верхняя губа, полуоткрытый рот, вздернутые брови. Он предал ее. Он дал ей умереть. А теперь он трусливо жаждет забвения, чтобы навсегда избавиться от боли.
Тик-так... На столе лежит хронометр, таблетка реткона и стоит стакан воды. И у Янто Джонса есть в запасе еще пять минут, чтобы принять решение. Пять минут, ровно половина того времени, что дал ему Джек на раздумье.
Когда Янто, наконец, покинул свое временное убежище в виде санузла, хаб был почти пуст - все, кроме Джека, разошлись по домам. В подвале было чисто - ни трупов, ни пятен крови. Наверху же царил хаос. Джек привел его в свой кабинет. Джек усадил его в кресло. Джек сказал ему, что у него есть выбор - принять реткон, забыв о Торчвуде, или остаться. А еще Джек сказал, что сегодня он увидел, как яростно Янто защищал то, что ему по-настоящему дорого. И что если он когда-нибудь будет так же яростно защищать интересы Торчвуда, то он, Джек Харкнесс, не пожалеет о том, что дал ему возможность выбирать.
Лицо у Джека было бледное, осунувшееся, и на фоне этой бледности ярко алел след от удара над верхней губой. А еще у Джека были странные глаза - тусклые, больные и усталые. И это было совсем на него не похоже. И, перекрывая боль, Янто накрыл приступ острого сожаления о том, что он не рассказал Джеку правду, когда была такая возможность. Не рассказал о своих сомнениях, страхах, влюбленности, душевных метаниях. И о том, что, порой, он ощущает себя ребенком, тоскливо глядящим со стороны на компанию веселых и дружных сверстников, увлеченных интересной игрой, и тайном, несбыточном желании, чтобы его позвали поиграть вместе с ними. Но теперь возможность упущена, и ему предстоит жить с этим до конца своих дней, если он примет решение остаться. И все, что у него есть на данный момент - таблетка реткона, стакан воды и хронометр. И пять минут на то, чтобы принять решение.
Тик-так....

[Schnizel]

Шаг пятый.

Однажды поздно все -
Бросаться на ходу,
Стрелять и поджигать
Разбавленный бензин
Срывает и несет
По утреннему льду
Тех, кто не смог сказать,
Тех, кто не смог спросить
О любви.

Хрупкие льдинки с хрустом раскалываются под подошвами ботинок, осыпаются мелкой крошкой; ноги скользят, а прерывистое дыхание клубами пара повисает в морозном воздухе. Тошико тряпичной куклой обмякла в руках Янто; несмотря на худобу, она кажется невероятно тяжелой. Он с тревогой вглядывается в ее заострившееся бледное лицо, прислушивается к дыханию. Теряет равновесие, спотыкается, падает на колени. Тихо матерится сквозь зубы, шипит от боли. Смотрит на небо, прикидывая, сколько часов осталось до захода солнца, потом оглядывается по сторонам в поисках убежища на ночь. Заметив узкий проход между двумя утесами метрах в двадцати от их местонахождения, из последних сил карабкается наверх. Заползает внутрь почти на четвереньках, бережно опускает Тош на пол небольшой, округлой формы пещеры. Снимает со спины рюкзак, отстегивает футляр с электромагнитным излучателем, широкий кожаный пояс с револьвером и боеприпасами. Падает на живот, минуты три лежит неподвижно, дожидаясь, пока восстановится дыхание, а перед глазами перестанут мельтешить разноцветные точки. Затем начинает обустраиваться на ночлег – вынув из рюкзака спальный мешок с подогревом, аккуратно упаковывает в него Тош, потом достает аптечку и по очереди вкалывает ей обезболивающее, антибиотик и сердечный стимулятор. Бережно повернув ее голову набок, поправляет сбившуюся повязку на затылке. Рассматривает зрачки - сначала правый, потом левый. Правый зрачок значительно шире. Оуэн точно сказал бы, что это означает, но Янто остается лишь строить догадки. Шевельнувшись, Тошико морщит лоб, тихо бормочет что-то; склонившись к ее губам, Янто слышит имя Оуэна, гладит ее по волосам и шепчет на ухо, что Оуэн скоро будет рядом. Ее кожа едва заметно излучает жар, губы пересохли. Термос с чаем пуст, осталась лишь ополовиненная фляга с виски. Растопив в ладонях снег, Янто смачивает губы Тошико, затем усаживается рядом, прислонившись к ледяной стене, плотнее запахивает куртку, почти машинально делает глоток из фляги. Ночь будет долгой, и если он к утру не замерзнет насмерть, то смело сможет называть себя самым везучим человеком на многострадальной матушке-Земле. Можно конечно развести костер, но в этом случае шансы, что их обнаружат токлафаны, будут слишком велики. Снаружи завывает вьюга; выход из пещеры скалится зазубринами, словно пасть древнего чудовища, редкие снежинки, кружась, залетают внутрь. Поверхность стены холодит затылок даже сквозь шапку, алкоголь медленно расползается по телу теплой волной, слегка дурманит голову. Спать нельзя. Остается лишь сидеть и предаваться воспоминаниям.
Это был чертовски тяжелый год. Год после ухода Джека. Каждый из них считал себя личностью – самодостаточной, уверенной в себе, решительной и умной. Но стоило Джеку исчезнуть, как они в один миг превратились в слепых котят; они были смущены, они были дезориентированы, они не знали, что им делать дальше, а еще каждый из них мучился угрызениями совести, стараясь скрыть это от остальных всеми силами. А потом поступил тот звонок. Напрямую, из правительства. В Гималаях группа альпинистов обнаружила какой-то инопланетный артефакт, возможно опасный, и приказ отправиться туда, чтобы исследовать объект, исходил лично от премьер-министра Гарольда Саксона. Тогда им и в голову не пришло подозревать какой-либо подвох, напротив – они ухватились за эту возможность, словно за спасательный круг. Им всем, кроме Янто разве что, было жизненно необходимо доказать, что и без своего капитана они чего-то стоят. Они отправились в горы. Поначалу все шло не так уж плохо, по крайней мере, они получили возможность сменить обстановку, подышать свежим воздухом и получить немного адреналина. Но в один день все резко изменилось. Сперва, их попытался убить проводник, выделенный для них службой безопасности премьер-министра, и они чудом избежали участи быть заживо замурованными в ледяной пещере, затем неожиданно оборвалась связь с внешним миром – передатчик просто замолчал. Они повернули назад и добрались до маленького поселка, где находили приют альпинисты, спасатели и горный патруль. Там они узнали о шокирующих событиях, коренным образом изменивших историю человечества – пришельцы, называющие себя токлафанами, вторглись на Землю, уничтожили треть населения и взяли под контроль все стратегически важные объекты на территории всех без исключения стран. Первичный шок схлынул довольно быстро. Они не могли просто сидеть, сложа руки, нужно было действовать. И они действовали. Из груды земных и инопланетных приборов разной степени полезности, прихваченных с собой на всякий случай, Тошико и Янто собрали первый электромагнитный излучатель, разящий наповал токлафанов, практически неуязвимых для огнестрельного оружия любого калибра и еще несколько весьма полезных для предстоящей партизанской войны вещей; Оуэн организовал в поселке госпиталь, куда привозили раненых и больных со всех окрестных селений, и даже из ближайшего города, а Гвен собрала всех оставшихся в живых спасателей и военных, и сколотила мобильный, хорошо вооруженный отряд. Прежде чем о них узнали, прошло довольно много времени, но когда это случилось, началась настоящая охота. Токлафаны довольно скоро обнаружили поселок и госпиталь; Оуэну и Гвен удалось эвакуировать большую часть раненых, прежде чем он был полностью уничтожен. Янто и Тош на тот момент в поселке не было - они чинили спрятанную высоко в горах антенну. Гвен успела предупредить их о случившемся, прежде чем связь оборвалась. Они прятались в горах сутки, по истечении которых их накрыл случайный оползень. Янто посчастливилось укрыться за нагромождением камней; спустя час он нашел Тош на дне неглубокой расщелины, с разбитой головой и сломанной рукой.
В пещере как будто бы становится теплее; веки тяжелеют, и улыбающееся лицо Джека выплывает из тумана, шевеля губами. Янто слегка стукается затылком о шероховатую поверхность стены, чтобы отогнать сон. Джек часто снится ему. Наверно поэтому он почти спокойно воспринимает все происходящее с окружающим миром. Все, что вокруг них, весь этот гребаный Армагеддон – это расплата. Они предали Джека. Потом они дали ему умереть во имя спасения человечества, а сами стояли в стороне и наблюдали. И когда Гвен сидела у мертвого тела капитана и неотрывно глядела на его лицо, а он сидел у монитора и наблюдал, как она глядит на Джека, он думал о том, что без колебаний отдал бы свою жизнь, только чтобы Джек открыл глаза. Пусть он возненавидит их, пусть прогонит, только чтобы он открыл глаза, пусть он откроет глаза, пожалуйста, Господи… А потом, когда его немая мольба была услышана, все перестало иметь значение. Джек ушел от них – его можно понять. Человечество было частично уничтожено, частично порабощено – кто знает, может их поступок был последней каплей, переполнившей чашу терпения Господа, и это все божья кара? Кто знает… Один камешек способен сдвинуть с места лавину. Возможно, его ложь, его притворство было этим самым камешком. Если бы он тогда сказал Джеку правду, если бы он сказал о своих чувствах, может быть, все обернулось бы по-другому. Теперь это не важно. Потому что совсем скоро он умрет, и вся эта история для него закончится. А что будет после – Ад, Рай, Чистилище? А может просто темнота и забвение. Какая, в сущности, разница? Все равно Джек никогда уже не пригласит его на свидание. И они не станцуют медленный танец под тягучие джазовые ритмы. И он не увидит устремленных на него искрящихся лукавством и весельем глаз Джека поверх бокала мартини, не ощутит вкус его губ. Не услышит и не скажет слов любви. Сейчас Джек его, пожалуй, даже не узнает. Потому что аккуратного офисного мальчика Янто уже давно нет – он не носит костюмы с галстуками, у него грязь под ногтями, ввалившиеся щеки, отросшие, немытые волосы, что торчат во все стороны и трехдневная щетина.
… Джек говорит что-то, быстро-быстро. Улыбается. Протягивает руку. Встряхивает Янто за плечо. Тот вздрагивает, просыпаясь. Веки смерзлись, слезы застыли на щеках тонкой ледяной коркой. Снаружи рассвет, и блеклые лучи солнца пробиваются сквозь наполовину занесенное снегом отверстие входа в пещеру. На сканере тревожно алеет огонек сигнала – это значит, что токлафаны близко. Янто наклоняется к Тош, щупает пульс. Кажется, она неплохо перенесла ночевку. А это значит, что у нее есть шанс. Крошечный, но шанс. И он не имеет права лишить ее этого шанса. Если отвлечь внимание токлафанов, увести их подальше, то они вряд ли вернутся.
Человеческая фигурка, передвигающаяся по открытой заснеженной поверхности – хорошая приманка. И шарообразные создания серебристого цвета мигом слетаются в одну точку, словно мухи на мёд. Смеются переливчато, холодно, будто звенят льдинки. Человечек загнанно озирается, потом падает на спину, задрав кверху руки. Токлафанов это забавляет, они роем кружат над ним, переговариваясь и отпуская шуточки. Но жертва вдруг странно изворачивается, и, уже стоя на одном колене, вынимает из-под куртки уже хорошо знакомый им прибор, берет их на прицел…
Его зовут Янто Джонс. Ему двадцать пять лет, он сотрудник Торчвуда-3. И ему почти совсем не страшно умирать.

[Schnizel]

Шаг шестой.

Мне нравится тебя удивлять
Как фокусник творить чудеса
Я научу тебя улетать
Как только закрываешь глаза.

В году одна тысяча девятьсот втором, в ноябре месяце, в Лондоне было сумрачно, промозгло и туманно, однако в окнах одного из самых известных в столице литературных салонов горел свет, а изнутри звучали оживленные голоса, смех и звуки рояля. В тот день в салоне присутствовал особый гость, его звали Джеймс Мэтью Барри. Год назад, блистательная постановка "Кволити-стрит" принесла ему успех и ввела в круг самых выдающихся современных драматургов. Нынче же, он зачитывал отрывки из своей новой пьесы, некоторое время спустя получившей название «Восхитительный Крайтон». По окончании чтения, когда гостям подали напитки, к нему подходили многие – заговаривали, знакомились, говорили комплименты, но довольно скоро Джеймсу стало скучно. Он не особенно любил светские мероприятия, предпочитал проводить время у своих друзей – четы Дэвисов и их сыновей, пятерых горластых, непоседливых мальчишек. Однако, нашелся среди гостей салона человек, сумевший надолго удержать внимание Джеймса, и они проговорили до позднего вечера. Странную пару они, должно быть, представляли собой со стороны – щуплый, с меланхоличным взором драматург в строгом темно-оливкового цвета сюртуке и блестящий красавец офицер в новеньком, с иголочки мундире, начищенных до блеска сапогах, с великолепной выправкой и открытой, белозубой улыбкой. Спустя два дня они вновь встретились – в Кенсингтонском саду, и снова беседовали, и Джеймс не переставал удивляться нестандартному образу мыслей своего собеседника, той мальчишеской легкости, с которой он глядел на мир, той небрежности, с которой он выстраивал сложнейшие причинно-следственные цепочки исторических реалий. Это нельзя было назвать дружбой, слишком скоро им пришлось расстаться – новый знакомый Джеймса вынужден был покинуть Лондон по долгу службы.
Все дети на свете веселые, нелукавые и безжалостные. Именно поэтому они могут научиться летать. Любой их них. Это абсолютно точно, нужно лишь немного волшебной пыльцы и чуточку воображения. Потерянный мальчик Янто Джонс знает этот секрет, но никому о нем не расскажет. Еще он знает человека, который не может умереть, потому что не в состоянии вырасти. Этот человек веселый, нелукавый и безжалостный. И он наверняка умеет летать, только это еще больший секрет, и его Янто уж точно никому не расскажет. Он шагает рядом с Джеком, плечом к плечу, а пронзительный ветер с залива треплет им волосы, румянит щеки и пронизывает до костей даже сквозь плотную ткань пальто. Джек рассказывает очередную смешную историю, у него их в запасе сотни. У Джека хорошая память на веселые истории, и плохая на грустные. Гостиница, в которой они остановились, маячит на горизонте, сливаясь с серебристо-серой полоской воды, и, временами, зыбким маревом пропадая в разорванных ветром клочьях тумана. Их нежданная командировка пропала впустую – слухи о призраках в заливе, не подтвердились – оказалось, что один из местных подростков мастерил самодельные фейерверки и испытывал их по ночам. Джек, судя по всему, подозревал нечто подобное, ибо он взял с собой одного Янто, а не всю команду, в результате чего деловая поездка превратилась в романтическую.
Раньше Янто казалось, что он знал про Джека все – его любимый цвет, размер его одежды и обуви, любимые напитки и блюда, его реакцию на тот, или иной раздражитель, его темперамент, мельчайшие индивидуальные особенности, вроде извечного нежелания сидеть на одном месте, или жеста, когда он машинально потирал переносицу. Но оказалось, что он не знал самого главного. Не знал, что для Джека важнее всего, не знал, что заставляет его мучительно вздрагивать и всхлипывать во сне, что гримасой страдания искажает его лицо, когда самоконтроль исчезает, а призраки прошлого берут над ним верх. Не знал, как Джек на самом деле относится к людям, как он на самом деле относится к нему, Янто Джонсу, одному из своих потерянных мальчиков. Не знал, что Джек верит в фей, и не только потому, что знает об их реальном существовании. И не знал, что больше всего на свете Джек любит играть, и сам выбирает себе игры.
Янто осторожно ступает по мелкой мокрой гальке, будто несет в руках нечто хрупкое, воздушное и боится его разбить, заворожено глядит на снежинку, приземлившуюся на рукав его пальто. Первый снег в этом году. Джек останавливается, снимает с него тонкие кожаные перчатки, укоризненно разглядывает его ладони с белыми пятнышками обморожений на кончиках пальцев. Потом начинает их по очереди растирать, и это больно, чертовски больно, и руки у Джека горячие, будто у него угли под кожей, и Янто улыбается – широкой и глупой улыбкой счастливого человека.
А ночью, когда звезды заглядывают в окна сквозь тюлевые шторы, и тихо пузырится недопитое шампанское в высоких бокалах на круглом журнальном столике, Янто слушает дыхание Джека, лежащего рядом. Вдох-выдох. Вдох-выдох. И от осознания того, что пройдут века, но Вселенная по-прежнему будет слышать этот звук, его словно окутывает мягкое, уютное облако, и он растворяется в нем, засыпая. И крошечная серебристая фигурка с трепещущими крылышками, приземлившись на его плечо, шепчет ему на ухо: «Добро пожаловать в Неверлэнд!».

[Bad]

Чёрт, вот не люблю Торчвуд, не люблю этот пейринг, но как же здорово написано! Просто обалденно.

[Schnizel]

Bad, не любите Торчвуд? Зря-я-я-я! Такая шикарная, забористая трава, давненько такой не курил. Спасибо за отзыв!

[Bad]

Schnizel, я люблю Доктора Кто =))) а про Торчвуд могу много и длолго разглагольствовать в негативном смысле (у Джека по-настоящему есть только Доктор и Роза, Янто тут и рядом не!!!!! .. кхм, сорри)) )
но тут уж на вкус и цвет, как известно, фломастеры разные, да)

не за что, спасибо за фик)

[Schnizel]

я люблю Доктора Кто

Bad, я тоже люблю Доктора Кто! Правда выборочно, некоторые серии откровенно слабые, а некоторые очень сильные и чертовски интересные. И Теннант жжот конечно же, не говоря уж про Симма - Мастера.

у Джека по-настоящему есть только Доктор и Роза

Странно, по-моему Доктор и Роза прекрасно чувствуют себя без Джека, он в этой паре третий лишний. А вот своей команде он по-настоящему нужен, несмотря на концовку 1 сезона, и, судя по всему, он это понял, потому и вернулся. Это даже несмотря на то, что на вкус и цвет товарищей нет, и я встречал ярых поклонников пары Доктор\Джек. Это объективно.

[Bad]

Хм. Тут я могу спорить, много и долго, если потребуется, с приведением цитат и размахиванием каноном. Но лень, честно говоря. Поэтому просто поясню свою точку зрения.
У меня ОТ3 -- ДевятыйРозаДжек, и они хороши именно вместе. Доктор, который только начинает хоть как-то отходить от истории с Галлифреем, Роза, которой всё ново и интересно и Джек, который сперва вносит в их спевшийся дуэт жуткий диссонанс -- тут и ревность Доктора, и то, что как компаньон он гораздо удобнее, чем Роза, и влюблённость, собственно, Розы, и довольно гадостная сперва личность Джека, и то, как они находят равновесие, то, как они начинают ощущать друг друга -- офигительно и очень правильно.
С Десятым по-другому. Объяснение, почему они не вернулись за Джеком криво и попахивает тирьямпампацией, но тут уж что есть. Но момент в радиационной камере ставит всё на свои места, имхо. Видно же, что Доктору жаль, и что он очень рад Джеку, и его тянет к Капитану. Другое дело, что он не умеет -- это ещё Девятый, вернее, Крис говорил, он боится лезть в that messy area of feelings, просто не знает, что делать в такой ситуации, ступор.
И единственная, с моей тз причина, почему Джек не идёт с Доктором -- то, что вдвоём, без Розы -- им было бы очень плохо и тяжело, просто смотреть друг другу в глаза. Им не хватает её, как скрепляющей силы.
И честно, Джек, (и он сам это явно понимает) гораздо лучше функционирует, когда получает приказы, а не отдаёт их. И лучше всего, когда он получает их от Доктора. Пофиг в какой форме.
А в команде у него бардак, разброд и шатание. Но тут уж начинается плевание ядом, критиковать Торчвуд вообще, Торчвуд-3 в частности, я могу долго. И, самое противное -- за дело.

[Schnizel]

Bad, точка зрения понятна. Просто я человек более консервативный и склонный подчинять свои фантазии на тему взаимоотношений персонажей канону. Джек любит Янто - это канон. И еще он явно любиг Гвен и Марту, хоть и не спит с ними - это тоже канон. Но это не мешает ему любить Доктора. И кто вообще сказал, что Джек однолюб, по-моему он на протяжении всех серий это опровергает. И вот с помощью фиков я пытаюсь этот канон не переделать, а осмыслить и разложить для себя по полочкам некоторые вещи.

[Schnizel]

Шаг Седьмой.
До скорой встречи,
До скорой встречи -
Моя любовь к тебе навечно
До скорой встречи


Зал в баре «Барни Баркли» имел форму полумесяца – вытянутый в длину, закругленный причудливой загогулиной, уставленный столиками, на первый взгляд, беспорядочно, безо всякой системы, но это впечатление было обманчивым, стоило только приглядеться повнимательнее. И еще бар «Барни Баркли» был единственным во всем квартале заведением, где посетителей обслуживали живые официанты. В 51 веке человек категорически не желал унижать себя подобного рода занятиями, предпочитая интеллектуальный труд, а чаще всего предаваясь блаженному безделью и погоне за разнообразными развлечениями, год от года становившимися все более экзотическими и экстравагантными. Поэтому толстяку Барни приходилось брать на работу гуманоидов не столь привередливых в выборе работы. Из восьми его официантов шестеро были Уд, один был родом с Таламануса-3, и двое были чистокровными людьми, что придавало заведению статус респектабельного и позволяло неоправданно завышать цены на напитки и закуски.
Янто Джонс работал в баре вот уже третью неделю. Толстяк Барни взял его безо всяких рекомендаций, с двухдневным испытательным сроком, повинуясь интуиции, которая почти никогда его не подводила. Новичок полностью оправдал ожидания – он оказался ловок, расторопен, обладал превосходной памятью, позволяющей не ошибаться в заказах и неким особенным лоском, наводящим на мысли о том, что этот парень знавал лучшие времена. Он и Марла – веселая, разбитная рыжеволосая девица с какой-то нищей планеты на окраине галактики – являлись предметом особой гордости толстяка Барни, о чем он, разумеется, скромно умалчивал, не забывая регулярно честить подчиненных, на чем свет стоит, чтобы они, не дай Бог, не слишком о себе возомнили.
Скользящей походкой двигаясь по залу с заставленным напитками подносом, Янто, помимо воли, постоянно держит в поле зрения пустой стол у стены с голографическим гобеленом, изображающим какой-то фрагмент межпланетной войны. Самое страшное, что он почти привык. Иногда его посещают мысли, что он человек без лица, без воли, без привязанностей, способный приспособиться к любым условиям, мимикрировать под любую среду. В каком-то смысле, это полезное качество. Благодаря этому качеству, именно он, а не Гвен, находится здесь, чтобы выполнить самое странное и необычное из всех заданий, которое только выпадало на долю сотрудников института Торчвуд, со времен его основания. И теперь, если Джон Харт нарушит обещание и не вернется за ним, он останется навсегда в 51 веке. И, конечно же, выживет, и даже сумеет неплохо здесь устроиться. Без сомнения.
Стол, за которым наблюдает Янто, так и остается пустым. Уже второй день. На нем нет таблички «заказан», но, тем не менее, никто из посетителей за него не садится. Янто не понимает почему, ведь стол удобный – слегка на отшибе, что позволяет беспрепятственно говорить на любые темы, не боясь быть услышанным, и в то же время весь зал как на ладони. Возможно, это место имеет некую сильную ауру. Возможно. Агенты времени… Они были чем-то особенным. На них оглядывались – без страха и почтения, но с явным интересом, а вызвать интерес у пресыщенного обывателя 51 века, это, как успел убедиться Янто, было нелегкой задачей. Они собирались за этим столиком почти каждый вечер, знаменитая мушкетерская четверка – Джек Харкнесс, Джон Харт, Манфред Матц и Клод Байо. Они умели веселиться как никто, они были молоды, бесшабашны и уверены в собственном всемогуществе.
Янто полагал, что он будет морально готов встретить Джека, не его Джека, другого, незнакомого. Джека из прошлого. Или будущего? Впору сойти с ума от подобных мыслей. Но когда он в первый раз нес напитки к их столику, сердце, казалось, было готово выпрыгнуть из груди, и он совершенно ничего не мог с этим поделать, да и нужно ли было что-то с этим делать? Внешне ведь все выглядело нормальным. Но вот к чему он был совершенно не готов, так это к тому, что Джек его заметит, обратит на него внимание. А Джек сразу, мгновенно, зацепил его взглядом, сверкнул улыбкой. «Привет, красавчик! Давно тут работаешь?». Янто выдал дежурную улыбку и нечто невнятное в ответ. И ретировался по направлению к барной стойке гораздо быстрее, нежели обычно. А потом долго глядел на свое лицо в большое квадратное зеркало над умывальником, и мучительно думал, почему Джек назвал его «красавчик». Какой из него красавчик? Лоб слишком широкий, нос неправильной формы, нижняя часть лица тяжеловатая, из-за этого он выглядит старше своих лет. Вот Джек на самом деле красавчик. И все вспоминал, как Джек смотрел на него, как они все на него смотрели, и Джон Харт, молодой Джон Харт, наклонялся к уху Джека, шептал ему что-то, щурил свои хитрые глазищи. Янто догадывался о теме этих перешептываний, и уши его полыхали алым.
Это было мучительно больно. А ведь всего делов-то – подсыпать в напитки сыворотку правды. Чтобы разоблачить предателя и спасти целую планету. Так просто. Так чертовски просто. Но они были молоды, невинны, их дружба казалась невероятно крепкой, нерушимой, способной пережить столетия. А он разрушил все. И неважно, что разрушенное им, было иллюзией, ведь иллюзия зачастую куда лучше, чем правда. Эти два дня были агонией, ведь он точно знал, что происходило за эти два дня. Клод Байо… Ломаная улыбка клоуна, непонятный взгляд из-под длинной рыжеватой челки. Одна жизнь. Одна жизнь в обмен на миллионы, приемлемая цена, разве не так? Но разве такие вещи, как жизнь, измеряются в количестве? Для Джека это первое предательство, первая кровь. Как потеря девственности. И сейчас ему больно. Янто ощущает это почти физически, он слишком проникся тем, что происходит вокруг, тем, к чему он оказался причастен. Так нельзя. Это ведь работа. Всего лишь одно из заданий. Он вернется домой, к своему Джеку, он забудет все, что было. Конечно, если сумеет.
Одинокая фигура, появившаяся за столиком, заставляет Янто вздрогнуть. У Джека растрепанные волосы, он выглядит бледным и осунувшимся. Торопливо обслужив шумную компанию молодых людей, Янто ныряет за стойку. Любимый коктейль Джека. Он называется «Звездная пыль». И бонусом к нему – тщательно рассчитанная доза реткона. Это не входит в его задание. Это излишне. Но здесь и сейчас он подарит Джеку забвение. Недолгое, правда.
До столика, за которым сидит Джек, ровно двадцать два шага. Янто знает точное количество шагов до каждого столика в зале, он может работать с закрытыми глазами, если захочет. Джек поднимает голову, силится улыбнуться, глаза у него хмельные и несчастные. «А, это ты, красавчик! Давай-ка потанцуем!».
Можно было давно уже понять, что все, что касается Джека невозможно запланировать. В данный момент Янто держит в руках нечто невесомое, хрупкое, воздушное. Джек Харкнесс. Его ровесник, или даже моложе. У него еще все впереди. Смерть, воскрешение и долгие годы бессмертия. Джек роняет голову на плечо Янто, бормочет что-то бессвязное и бессмысленное, отчаянное, горькое. Он считает себя палачом, жестоким убийцей. Янто наплевать, что это против правил заведения, он ведь не останется здесь, при любом раскладе. Он прижимает к себе Джека, касается губами взлохмаченной макушки, легонько поглаживает по спине, шепчет ему на ухо какие-то совершенно детские глупости. А после, когда танец подходит к концу, отводит его к столику и вливает в него коктейль. И оставляет, уснувшего, бессильно уронившего голову на скрещенные руки.
Воздух снаружи прохладный, исскуственно-терпкий, дразнящий ноздри. Планета Арктур-4, всплывает в памяти. Центр торговли и развлечений. Отвратительный воздух, напоминает больничную палату после кварцевания, так считает Янто.
Капитан Джон Харт, не тот, который молодой, другой, ждет в условленном месте. Он ловит взгляд Янто и не говорит ни слова. И это очень даже кстати, потому что Янто не в настроении разговаривать. Пора возвращаться домой.

[Schnizel]

Шаг последний

Молчат осколки льда
Стеклянная вода
И можно как она -
Сверкать и не кричать
И лучше не искать
Стеклянная тоска
Научит нас молчать,
Научит нас молчать

Джек Харкнесс старается никогда не посещать кладбищ. Он затруднился бы сформулировать причину, если бы кто-то спросил его, почему именно. У Джека слишком сложные взаимоотношения со смертью, а кладбища служат для него лишним напоминанием о человеческом бытие, протекающем мимо него, подобно горной реке, и сколько раз он не пытался зачерпнуть из этой реки воду, она неизменно утекала сквозь пальцы, оставляя за собой лишь холод, от которого суставы сводит судорогой.
У Джека Харкнесса короткая память. Подобно Питеру Пэну, он всегда мчится вперед, навстречу новым временам, новым людям и новым приключениям, накрепко запирая прошлое в дубовый сундук со множеством замков. Будь иначе, он давно уже сошел бы с ума.
В Хабе пусто и тихо, вся команда сейчас на северо-западной окраине Кардиффа, где с минуты на минуту дочитает заупокойную молитву пастор и еще один свежий земляной холмик вырастет меж других таких же бугорков.
Джек движется медленно, подобно сомнамбуле, убирая личные вещи с рабочего стола того, кому они больше не понадобятся, стирая пароли доступа из системы, отвечая на электронные письма. Закончив, падает в кресло, словно придавленный огромной, нечеловеческой усталостью, наполняет стакан виски до краев, выпивает, не ощущая вкуса. Второе столетие на исходе, а он так и не привык к местному алкоголю, его мутит от любых напитков крепче лимонада. Но выпивка, все же, помогает забыться и отвлечься, когда это необходимо. Он прикрывает глаза, уплывая по реке жизни в не столь далекое прошлое, мысленно словно бы перебирает ворох старых и не очень старых фотографий. Период времени протяженностью в двенадцать лет кажется ему ничтожно малым, но, одновременно бесконечно длинным, будто закрученная спираль. Время это вообще самая странная вещь во Вселенной.
Почему-то больше всего воспоминаний о событиях совсем недавних. Например, как четыре месяца назад они с Янто сидели после работы в пабе «Звезда Уэллса» - обычный тихий вечер, так банально. И он уловил пристальный, заинтересованный взгляд одной из двух молодых девиц, что расположились за соседним столиком.
... Это было странным, ведь Джек привык, что даже если он проводил время в большой компании, то неизменно выделялся и привлекал всеобщее внимание, и что смотрели всегда именно на него, кто бы ни был рядом, смотрели и мужчины и женщины, а тут девица пялилась на Янто, и взгляд ее был «тем самым», уж кто-кто, а Джек Харкнесс знал толк в подобных вещах. Он испытал удивление и даже нечто вроде разочарования, поймал себя на этом разочаровании, и ему стало смешно и одновременно немного грустно. Он подумал, что, наверное, это старость, внутренняя, а не внешняя, но такая вот мысль показалась ему еще более смешной. Девица, между тем, толкнула локтем подружку и громко зашептала ей на ухо:
- Дениз, гляди-ка! Видишь вон того мужчину в костюме? Он так похож на Квентина Тарантино!
И Джек глянул на Янто по-новому, будто со стороны, и понял, что сходство действительно есть, и что он пропустил момент, когда Янто Джонс из пухлощекого молодого человека с обманчиво невинным взглядом голубых глаз превратился в зрелого мужчину. Ему ведь почти сорок, и они наверняка выглядят ровесниками.
Сам Янто не замечал всего этого, он был убийственно серьезен, говорил о работе, неторопливо поглощая пиво с соленым арахисом…
А пару месяцев назад, ранним утром, он стоял спиной к Джеку, застегивая брюки, а Джек, развалившись в кровати, пил маленькими глотками свежесваренный кофе и рассматривал его слегка взъерошенный затылок и тонкий зигзагообразный шрам под правой лопаткой. А потом Янто повернулся к нему и сказал неожиданно:
- Ты должен отпустить Гвен.
Джек встретился с ним взглядом, потом медленно отвел глаза. Нельзя сказать, что эта мысль не приходила ему в голову. Особенно после того, как Гвен родила близнецов. Сотрудники Торчвуда почти никогда не доживали до пенсии, и ему отнюдь не улыбалась мысль быть тем, кто сообщит Рису, что его дети остались без матери. Но Джек, прежде всего, собственник. И ему сложно отказать себе в удовольствии держать подле себя людей, которых он любит. Янто глядел в упор, пристально и требовательно, и Джек знал, что он не отступит.
- Хорошо, - произнес он со вздохом, - Завтра я скажу ей, что она переводится во внештатные сотрудники без права на оперативную работу. А если откажется, - добавил он, предупреждая вопрос, - пригрожу стереть ей память. Ей и Рису. Ты доволен?
Янто кивнул и потянулся за рубашкой.
- А ты сам…, - произнес Джек, ощущая минутное замирание, - Хотел бы уйти?
Обернувшись, Янто улыбнулся ему, снисходительно, словно взрослый ребенку.
- Даже если захотел, то не смог бы...
Допив виски, Джек вновь наполняет рюмку. Он пытается ускользнуть, но память упорно возвращает его к событиям трехдневной давности, и он, наконец, покоряется, и видит багровые вспышки выстрелов, крики, грохот.
… Он бежит по шоссе, держа наперевес нейронную пушку – самое мощное оружие, которым только располагет Торчвуд, а навстречу ему движется, извиваясь, огромный, землистого цвета клубок щупалец. Эта тварь неожиданно появилась из Разлома, и за считанные часы натворила столько бед, что расхлебывать все это придется еще долго. Опустившись на колено, Джек пристраивает свое оружие на плече и сосредоточенно целится. У него есть только один шанс, если тварь минует промышленную зону и попадет в жилые кварталы, то количество жертв будет исчисляться сотнями. Между ним и его целью пустое пространство, но, совершенно неожиданно, он улавливает сквозь прицел движение наперерез инопланетной твари. Ребенок. Первая мысль – досадливая и совершенно бесполезная в данной ситуации – откуда он взялся, черт подери? Скорее всего, он был в одной из машин, что мощными ударами щупалец разметало в разные стороны, но это уже неважно, потому что добраться до него и убрать с дороги Джек не успеет, и он не может не выстрелить. В следующую секунду он слышит визг тормозов откуда-то сбоку, видит краем глаза выскочивших из машины троих членов своей команды. И вот уже Янто стремительно бежит по направлению к маленькой фигурке, бесцельно бредущей по шоссе, и он, конечно же, успеет, он не может не успеть – у него ведь чертовски хорошие рефлексы и десятилетний опыт оперативной работы за плечами. Он выхватывает малыша в последний момент из-под носа движущейся твари, уворачивается от одного из щупалец, но другое задевает его, кажется, слегка задевает, но от этого легкого касания он отлетает на десяток метров в сторону. Джек нажимает на спуск, и, за секунду до того, как мощный импульс практически разрывает клубок щупалец на куски, он видит, падающего Янто – тот приземляется грамотно, сгруппировавшись, переворачивается через левое плечо, защищая малыша своим телом. И остается лежать неподвижно. Проходит минута, потом еще одна. Джек слышит треск пламени, завывание сирен вдалеке и стук собственного сердца. А потом к этим звукам прибавляется тоненький детский плач. Между ним и Янто две сотни метров развороченного асфальта, покореженные авто и обгоревший труп инопланетного чудища. Между ними двенадцать лет существования бок о бок, совместная работа, совместный досуг, общие потери, ссоры – крупные и мелкие, любовные связи на стороне и ощущение, что они подошли друг к другу так близко, что ближе уже не бывает…
Входная дверь в Хаб отъезжает в сторону с тихим шорохом; Гвен Уильямс заходит внутрь так медленно, словно ей приходится нести на плечах невероятную тяжесть. Снимает маленькую черную шляпку с вуалеткой, небрежно бросает на диван. У нее красные пятна на щеках и припухшие веки, а кисти рук, торчащие из черных манжетов траурного платья кажутся синевато-бледными, и прожилки сосудов выступают на них тонкой голубоватой сеткой. Приблизившись, она прижимает голову Джека к своей груди и рыдает – в голос, по-бабьи.
Его зовут Джек Харкнесс, он человек, который не может умереть. Его боль принадлежит Вселенной; Вселенная примет ее и растворит без остатка, оставив лишь отголоски, которые будут все слабее с каждым прожитым десятилетием.

КОНЕЦ.

[Hoha]

Schnizel
Очень понравилось, просто очень !!! )))) Грустно, конечно, хотя, в общем-то, заканчивается все очень логично и правильно. Просто ужасно не люблю когда убивают Янто ((((
А про Питера Пэна действительно здорово, хотя, мне кажется, это больше к самому ДБ ( но кто их теперь различит ?! )
Спасибо, Schnizel, за такую замечательную историю! ))
А можно им, хоть в следующий раз, будет щастье ? *просительно заглядывает в глаза* )))))

[Schnizel]

А можно им, хоть в следующий раз, будет щастье ? *просительно заглядывает в глаза*

Hoha. ы-ы-ы, ну что ж такое! Сам не люблю плохих концов. Если еще чего-то напишу про них, то обещаю хороший конец.

[Hoha]

Schnizel
Если еще чего-то напишу про них, то обещаю хороший конец
Правда?! )))) * усаживается поудобнее, чтобы терпеливо ждать *
Может, стоит на TW-сообщество выложить? Пусть народ читает.

[Schnizel]

Может, стоит на TW-сообщество выложить? Пусть народ читает.

Hoha, уже.

[Baiba]

Спасибо огромное за фик. Представляю скольких душевных сил он потребовал при написании!
Некоторые моменты настолько обнажены, что хочется в смущеннии опустить глаза, чего не случается при чтении и самых пикантных рассказов.
Душа Янто как на ладони. Немного не такая какой ее представляю я, но от этого не менее реальная.
Лучшей для меня стала история из года которого не было. Всегда горько наблюдать как война делает из юношей "мужчин".

И 12 лет - это все лучше, чем то что получилось в итоге.

У Вас интересные комментаторы)) Опять хочется высказаться.
Для меня Доктор отчего-то никогда не был объектом сексуальных фантазий, я очень люблю предыдущих Докторов (новый не пошел), я восхищаюсь игрой актеров, мне они нравятся как мужчины, и тем ни менее, что бы мне что-то нравилась этому чему-то не обязательно носить эротический подтекст и быть сексуальным. Доктор выше этого.
А Янто с Джеком они люди, всего лишь, как я, и чувства у них те же, и желания, и влечения мне понятные. А значит мне они ближе.

[Baiba]

Сама себя спросила, а обретя вечность не перестал ли Джек быть человеком? И сама себе ответила, что нет. Все равно человек. Существуй на свете вечный таракан, все равно бы он не эволюционировал со временем в собаку.

[Schnizel]

Представляю скольких душевных сил он потребовал при написании!

Baiba, ну я старался написать, так сказать, взгляд изнутри.

И 12 лет - это все лучше, чем то что получилось в итоге.

Да уж. я оказался в итоге милосерднее РТД. Фик-то писался до 3 сезона.

Доктор выше этого.

А вот мне не кажется что Доктор выше. Он просто другой. А какой Доктор новый и какие предыдущие? Новый это Десятый, или уже Одиннадцатый?

А Янто с Джеком они люди, всего лишь, как я, и чувства у них те же, и желания, и влечения мне понятные. А значит мне они ближе.

Да, по моему мнению для Джека нет лучше пары, чем Янто, и Джон Харт. Один в прошлом, другой в настоящем. Именно потому что они люди.

не перестал ли Джек быть человеком? И сама себе ответила, что нет. Все равно человек.

Согласен полностью. И спасибо за такой прочувствованный отзыв, очень приятно.