Фик по Торчвуду.

[Schnizel]

У Шушпана второй приход крышесноса по Торчвуду, поэтому, чтобы его развлечь, выложу-ка я кусочек текста, который написал еще довольно давно и слегка подзабросил. Это рассказ от лица Джона Харта, рассказ о тех временах, когда они с Джеком работали агентами времени. Надеюсь, когда-нибудь я его все же закончу. Как и фик по ЛОМу. И даже хотелось бы дописать обе эти вещи побыстрее, но тут уж как получится.

Пролог.

Он произносит последнюю фразу, небрежно выбрасывает через плечо контейнер, и на секунду между нами повисает тишина, нарушаемая лишь постоянным, непрерывным гулом, гулом большого города, который не смолкает, даже когда город спит. Но этот гул звучит снизу и издалека, а здесь, наверху только мы двое, и секунда молчания скручивается в тугую спираль, а наши взгляды словно клинки. Потом я делаю шаг вперед и с силой толкаю его в грудь. И смотрю заворожено, как он летит вниз, навстречу гибели, а потоки воздуха яростно треплют полы его шинели.
Я глубоко, со свистом вдыхаю влажный ночной воздух и пытаюсь собраться с мыслями. Секунду назад я убил Джека Харкнесса, но почему-то ничего не чувствую в связи с этим. Мало того – я даже не осознаю его смерть, словно мы играли в забавную игру, и совсем скоро, он поднимется ко мне; он будет улыбаться, когда признает мою победу, а в глубине его глаз я увижу досаду и испытаю торжество в полной мере. Был ли мой поступок продуманным? Скорее нет, чем да. Когда-то я полагал, что мне будет спокойнее на душе, если, напиваясь в баре, я буду вспоминать о своих друзьях, которые умерли, оставаясь моими друзьями, а не о друзьях, которые меня покинули. Это в какой-то степени принесло бы мне ощущение собственной значимости для Вселенной. Но те времена давно прошли, унеся с собой ощущение значимости, как собственной жизни, так и жизней других. В действительности я не собирался его убивать, и это было скверно, ибо означало лишь одно – я сорвался. Я нарушил собственный запрет на эмоции и привязанности. И, когда мы стояли вдвоем на крыше, и он говорил все эти вещи про меня и про себя, и про будущее, я вдруг понял, что здесь и сейчас мне остается или столкнуть его вниз, или прыгнуть самому. Инстинкт самосохранения все решил за меня. С тех пор, как я перестал задумываться о смысле жизни, мои животные инстинкты чрезвычайно обострились.
Пора, однако, было спускаться вниз и заняться делами, пока питомцы моего дорогого друга не оправились от нанесенного мною урона и не начали путаться под ногами. Снизу тело Джека напоминало изломанную ветку; он глядел вверх широко распахнутыми глазами, а губы его хранили странную насмешливо-снисходительную полуулыбку. Я подобрал валявшийся неподалеку контейнер, приблизился к нему и, прежде чем снять с его запястья браслет - манипулятор, с каким-то детским любопытством коснулся пальцами его щеки, подивившись теплу его кожи. Мне нравилось убивать. Мне это было так же интересно, как детям интересно разбирать на части кукол, чтобы поглядеть, как они устроены внутри. Человек ходит, дышит, разговаривает, накапливает жизненный опыт, но вдруг, в один миг превращается в груду бесполезной плоти, в пустую, сломанную куклу. Я убивал для того, чтобы снова и снова находить подтверждение тому, что наше существование лишено смысла. И Джек Харкнесс не стал исключением, а доказательством тому служит его распластанное поперек садовой скамейки тело. Позже, конечно же, я буду вспоминать своего трагически погибшего друга и по совместительству бывшего любовника, пить за упокой его души, хотя уже давно не верю в существование оной, и произносить скорбные речи на публике.
Но моим чаяниям не суждено было свершиться. Когда, уже в хабе, я увидел Джека живого и вполне целого, я испытал целую гамму эмоций, основным элементом которой явилось глубокое изумление и испуг, а еще болезненно острое, как удар тока облегчение. Я уже давно понял, что чудес в этом мире не бывает, и вдруг чудо свершилось прямо на моих глазах, и осознание этого факта было самым сильным ощущением из тех, что я испытывал за последние лет десять. И тогда я понял, что для меня ничего, в сущности, не изменилось. Мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали свой путь, мы приходим к истокам самих себя. Я не верю ни в прощение, ни в искупление. И я не сомневаюсь, что моя дальнейшая жизнь будет столь же пустой и никчемной, какой была в последние годы, но я готов принять ее в качестве искупления. Возможно, именно это придаст ей хоть какую-то ценность для Вселенной. Аминь.


***

- Джонни, ты спишь? – лениво спрашивает Матц, выпуская дым из ноздрей.
В воздухе витает запах того, что он курит, и скажу по чести, я не стал бы это курить даже под дулом огнемета. С меня хватило и одного раза, после которого я блевал около суток и потом примерно столько же был не в состоянии держаться на ногах. Но у Мэнни стальные нервы, железобетонный вестибулярный аппарат, а вместо мозгов самый совершенный компьютер во Вселенной. А еще он стреляет лучше, чем легендарные космические ковбои и гнет пальцами стальные прутья. Если добавить к этому списку высокий рост, атлетическое телосложение и красоту языческого божества, картина будет максимально полной.
Когда я впервые встретил этого парня, мой внутренний голос сказал мне – «дружище, нам с тобой нужно держаться Манфреда Матца, и будет нам счастье!». И, видимо, мой внутренний голос был услышал кем-то свыше, поскольку предмет нашего с внутренним голосом особого внимания в тот самый момент поманил меня пальцем, ухмыльнулся криво и похлопал по сидению свободного стула рядом с собой. «Джон Харт, да? – произнес он с трудно определяемым выражением, - Контрабанда, воровство, мошенничество. Довольно пестрый послужной список. Добро пожаловать в Агентство времени, Джонни. Держись поближе ко мне, и я обещаю сделать из тебя человека минимум за год». Это случилось в мой первый день появления в Агентстве, и с тех пор прошло полтора года. Вопреки моим надеждам, Матц не стал моим любовником, зато стал другом, хотя его дружба носила явственный характер покровительства, что, впрочем, меня вполне устраивало. Что касается его обещания сделать из меня человека, задача, как видно, оказалась сложнее, чем выглядела на первый взгляд, но нашей дружбе это не мешало. За время работы в Агентстве мне пришлось избавиться от некоторых старых привычек, хотя дисциплину здесь нельзя было назвать слишком уж суровой. По сути, в промежутках между заданиями, мы были предоставлены сами себе, и многие из нас в прошлом были ничем не лучше тех нарушителей запрета на путешествия во времени, за которыми мы охотились. Однако, для меня явился откровением тот факт, что все мои проделки, как бы тщательно я их не скрывал, становились известны начальству, и стоило чаше терпения оного начальства переполнится, меня, в лучшем случае, тут же упрятали бы в самое суровое из всех имеющихся в распоряжении правительства Федерации планет исправительное учреждение, а в худшем я бы погиб в результате несчастного случая. Это изрядно охладило мой пыл, и я на время отказался от мысли заняться торговлей антикварными вещичками, прихваченных из прошлого в качестве военных трофеев.
- Чего молчишь? – снова теребит меня Матц, но отвечать мне не хочется – лень. В комнате отдыха нашей казармы почти пусто и тихо; просвечивающееся сквозь окна полуденное солнце Арктура-4 вкупе с теплом тела пристроившегося рядом Матца и усталостью, оставшейся после нашего последнего рейда, отбивает всякую охоту шевелиться, или разговаривать. Кроме того, из-под полуопущенных век я наблюдаю за парнем, появившимся у нас месяц назад, и мне почему-то ужасно не хочется, чтобы меня кто-то застукал за этим занятием. Тепло Матца неожиданно исчезает; он склоняется надо мною и пускает струю дыма прямо мне в лицо. Я вскакиваю, словно пружиной подброшенный и около минуты судорожно кашляю, скорчившись в дугу.
- Сука ты, Мэнни! – вырывается у меня, как только ко мне возвращается дар речи.
Он ухмыляется глумливо, и покровительственно похлопывает меня по спине.
- Будешь знать, как меня игнорировать. Что, положил глаз на Лицо Бо?
Его полуутвердительный вопрос застает меня врасплох, я фыркаю и несу какую-то чушь, Мэнни глядит на меня с издевкой, а потом он придвигается поближе, и мы уже вместе разглядываем упругую, аппетитную задницу, обтянутую плотной тканью штанов, острые лопатки под тонкой майкой, солнечные блики на светло-каштановых волосах и ресницах, мечтательную полуулыбку и румянец на щеках, а новичок, которого зовут Джек Харкнесс, а иногда называют «Лицо Бо», продолжает наводить глянец на свои ботинки, не замечая нашего внимания. Так продолжается минут пять, а потом он неожиданно выпрямляется и, развернувшись, направляется к нам. Я много раз видел, как парни тушевались и терялись под взглядом Мэнни, хотя всеми силами старались это скрыть, и я их понимаю, черт подери, со мной при первом знакомстве с Матцем тоже такое было, ибо взгляд у здоровяка бывает тяжелее булыжника. В Харкнессе я не заметил смущения. То есть его не было совсем. Он глядел на нас с ясностью и открытостью не ребенка, но человека, на сто процентов уверенного, что в этой жизни у него нет ни единой причины бояться, или испытывать смущение. И, ей-богу, от его лица и взгляда у меня что-то внутри обморочно замирало, я не мог дать названия своим ощущениям, поскольку никогда раньше не испытывал ничего подобного.
- Парни, - произносит Джек Харкнесс, ослепительно улыбнувшись и эффектно тряхнув челкой, - Вы уже черт знает сколько времени пялитесь на мою задницу. Не то, чтобы я вас при этом не понимал, но не могли бы сделать мне одолжение и, хотя бы на время, переключить свое внимание на что-нибудь другое?
Я гляжу на него, а краем глаза гляжу на Мэнни. И вижу, как меняется его взгляд, а лицо медленно расползается в улыбке. И он улыбается этому смазливому сукину сыну не так как мне, или другим. Он улыбается ему как равному, и мне хочется встать и врезать им обоим, но я, конечно же, не стану этого делать. Еще не хватало, чтобы среди парней поползли слухи о том, что я запал на новенького.
- У нас завтра вечеринка, - Мэнни смачно затягивается, и струйка дыма из его рта и ноздрей плавно уплывает к потолку, - придешь?
Джек переводит взгляд с него на меня, а я нервно сглатываю. Одному Дьяволу ведомо, что со мной происходит.
- Почему бы нет, - отвечает Харкнесс, продолжая на меня как-то странно и выжидающе пялиться, а я и слова не могу из себя выдавить.
Потом он разворачивается и уходит, я ругаю себя последними словами за так некстати посетивший меня приступ потери дара речи, а Матц смотрит ему вслед, пристально, не отрываясь, как никогда ни на кого на моей памяти не смотрел. Вот и очередной удар по моему самолюбию, и зарождающиеся раздумья о том, что если эти двое споются, то я вполне могу оказаться третьим лишним. Остается лишь попытаться успокоиться и настроиться на философский лад.


АПД. Выложил в комментах еще кусочек.

АПД. Кто хотел проду - читайте.

АПД, Щаз еще кусочек кину.

АПД. Написал еще кусок. Ничего особенно страшного, но слабонервным лучше не читать.

АПД. Дописал, уф!

запись создана: 07.04.2009 в 17:25

@темы: Сериалы, Чукча как писатель

Comments

[Schnizel]

Это в каком году было? Я же была в самом начале фандома, а вот через полгодика уже пошло-поехало...

Итейн Морриган, ну, где-то в 2003-2004. Я тогда услышал про Слэшкон и послал туда рассказ. Удивительно, но рассказ выиграл в номинации "лучший исторический гей-ориджинал", мне еще, помнится, три тома "Акамие" подарили в качестве приза (люблю халяву, да ), потом мы познакомились с автором, но это было позже. Сначала я просто начал читать подряд слэшные фики.

[Итейн Морриган]

Вооот к 2003 году всё и испортилось.
Ты ю-мыло-то видела???

[Schnizel]

Минуты и часы сливаются со свистом ветра, окружающее пространство не меняется ни на миг – вокруг по-прежнему голая степь красновато-бурого цвета с проплешинами не то травы, не то лишайника цвета застывшего асбеста. На исходе вторые сутки, но мне кажется, что мы идем вот так уже, по меньшей мере, недели две. Спина Джека маячит впереди; время от времени он оглядывается на меня через плечо, лицо у него при этом озабоченное, и меня выражение его лица почему-то дико бесит. Да, я стал идти медленнее. Да, когда Джек молча переложил из моего рюкзака в свой большую часть моей доли багажа, я даже не сделал попытки возразить. Да, у меня подкашиваются ноги и кружится голова, во рту мерзкий привкус, а в желудке будто застывший ком и тошнота накрывает поминутно, а еще меня прохватывает ознобом от каждого порыва ветра. А хуже всего то, что я ни хрена не понимаю, что же со мной происходит. Яда на стреле не было, мы проверили, анализ крови тоже был удовлетворительным, значит рана здесь не при чем, тем более, что сама по себе она пустяковая. Тогда что? У меня нет ответа на этот вопрос. Я знаю одно – что бы со мной не творились, здесь мне никто не поможет, потому что лекарств у нас нет, и они вряд ли есть у туземцев, которые уже довольно давно эскортируют нас, держась на приличном расстоянии и не делая попыток напасть. Лекарства наверняка есть на центральной снабженческой базе материка, принадлежащей Мэлло Мокусу, куда мы, собственно говоря, и держим путь с самого начала, чтобы взять эту ключевую точку под контроль и обеспечить, тем самым, себе выживание. Но до базы еще двое суток пешего хода, и неизвестно – сумею ли я преодолеть этот путь. Если я не смогу идти дальше, то мне придется сказать об этом Джеку и приказать ему оставить меня здесь, а самому двигаться к назначенной цели. Это будет, без сомнения, трогательная картина – Джек наверняка прольет реки слез, но приказ выполнит. Но суть в том, что мне до чертиков не хочется умирать в таком вот месте – больно уж оно унылое, я всегда видел для себя два приемлемых способа смерти – в бою, либо в объятиях шлюхи. Объятия Джека Харкнесса тоже подошли бы, но, судя по всему, этому не суждено сбыться. Не в этой жизни. К тому же, в одиночку он не сможет взять под контроль базу, а значит, с моей смертью его собственные шансы выжить сильно упадут. Нам и двоим-то будет сложно, хотя на нашей стороне будет фактор неожиданности – мы предусмотрительно напоили детишек на руднике ретконом, чтобы они не проболтались кто мы, куда направляемся и что мы задумали. Будет сложно… Будет…. Для меня уже вряд ли что-либо «будет». Это, если быть честным с самим собой.
Все мои размышления поверхностны, они похожи на тихий шепот, легко перекрываемый ветром. А мысленно я громко считаю шаги, и, кажется, только что сбился на три тысячи семьсот девяносто втором, и мне придется начинать заново. Но я не могу вспомнить, с чего нужно начинать, потому что мысли путаются, необъятная степь вокруг тускнеет, становясь пыльно-серой, и стаи алых птиц взмывают с этой почти бесцветной поверхности, их крылья трепещут, а голоса звучат подобно грому небесному…
… Небо так близко… Вокруг лишь птицы цвета кроваво-алого заката, они огромны, их распахнутые крылья достигают нескольких метров в ширину. Они вокруг – справа, слева, снизу; они заслоняют землю, где посреди степи остался Джек, лишь сверху надо мной чистое небо, без единого облачка, и два спутника Ауриды скалятся розоватыми зазубринами, предвещая скорый закат. Если это смерть, то она не так уж ужасна, скорее, даже приятна. Стая птиц редеет; я могу видеть землю далеко внизу, но подо мной уже не степь, а бескрайнее море и островок из желтого песка, рядом с которым маячат, возвышаясь над водой, стальные башни буровых установок. Судя по всему, я попал на Каприус, в мир Джека Харкнесса. Я, кажется, даже вижу три человеческие фигурки – одну побольше, и две поменьше. Отец Джека играет с ним и его младшим братом на берегу моря. Интересно, почему меня занесло именно сюда? Чтобы подразнить кусочком чужого счастья? С другой стороны, если бы я попал на свою родную планету, я увидел бы лишь светящийся неоновыми огнями мегаполис, настоящий город-государство, словно бы опутавшее бетонно-металлической паутиной большую часть материка. Ничего интересного, а тем более романтичного в этом зрелище нет.
Птиц становится все меньше, и меня вмиг охватывает паника – если они все исчезнут, то упаду вниз и разобьюсь. Хотя как я могу разбиться – ведь я уже мертв? Или нет? Мысли путаются; я отчаянно пытаюсь уцепиться за крыло последней оставшейся птицы, но она ускользает, будто призрак и я соскальзываю вниз, с головокружительной высоты и падаю, и это самое ужасное ощущение из всех возможных – когда под тобой пустота и не за что зацепиться. Я кричу и не слышу своего голоса, я не слышу вообще ничего, не вижу, не обоняю и не осязаю – вокруг лишь тьма, похожая на космический вакуум, помоги мне Боже, наверно вот это и есть смерть…

[Schnizel]

- … тихо, тихо! Полегче, приятель, угомонись!
Чьи-то руки тянут меня вниз, и я падаю на что-то мягкое. Ловлю воздух разинутым ртом, вглядываюсь выпученным глазами вверх, туда, где струйка желтого дыма утягивается сквозь отверстие в конусовидном потолке. Я ощущаю – все тело болит, будто по мне проехались вездеходом; я обоняю – пахнет прелыми звериными шкурами, наркотическим дымом и еще какой-то едкой дрянью; я слышу – напевное бормотание на странном гортанном наречии со множеством согласных. А потом я отключаюсь намертво.

Пробуждение тяжелое, будто с похмелья. Пытаюсь разлепить веки, одновременно прислушиваясь к себе. Хм, бывало и хуже. В частности, после нашей последней вечеринке в Агенстве мне было поутру куда как паршивее. Хочется перевернуться – все тело затекло, каждая мышца. Но я медлю, потому что ощущаю рядом чужое тепло. Кто-то уютно посапывает мне в ухо, чья-то рука возлежит поперек моего туловища, и это укрепляет меня в мысли, что все произощедшее было просто похмельным сном, и сейчас я просыпаюсь в объятиях какого-нибудь прелестного существа в окружении пустых бутылок и орды храпящих участников вечеринки. Взгляд фокусируется с трудом; я моргаю и первое, что я вижу – слипшиеся прядки светло-каштановых волос, бледный лоб с подсохшей царапиной, припухшие веки с длинными ресницами, полуоткрытые губы, по-детски обиженное выражение лица… Дьявол, неужели мои молитвы были услышаны, и наконец-то поимел Джека Харкнесса? Но ведь мы с ним… Непроизвольно я делаю резкое движение, и он мгновенно просыпается, вскакивает, будто пружиной подброшенный, судорожно шарит сбоку, пытаясь нащупать свой ствол. Глядит на меня с минуту ошалело; у него мешки под глазами, трехдневная щетина и красноватая вмятина на щеке от жесткого края шкуры, на которой мы возлежим. Стены сложенной из шкур и костей кибитки слегка вибрируют от ветра; голоса местечковых гуманоидов и их питомцев звучат снаружи слитным гулом, нарушаемым лишь дребезжащим позвякиванием колокола.
- Что…? Ты как? – он облизывает губы, а голос у него сиплый ото сна.
- Скажи мне Джек, радость моя. – перевернувшись на бок, я приподнимаюсь на локте, игнорируя головокружение, - где мы, и какого Дьявола мы здесь делаем?
- Так…, - он яростно трет глаза, машинально приглаживает волосы, - Сейчас…, - садится прямо, глядит слегка виновато, - Понимаешь, когда я пытался привести тебя в чувство, туземцы приблизились и предложили свою помощь. Лингвомодулятор-то у нас остался, помнишь? Ну, я согласился, у меня не было иного выхода. Их шаман всю ночь выгонял из тебя злых духов, и, кажется, у него получилось.
Его губы непроизвольно кривятся в улыбке, когда я начинаю судорожно ощупывать себя, проверяя наличие всех частей тела на тех местах, что предназначены для них природой.
- Не волнуйся, все в по…
- Ты! – я в бешенстве, и обвиняющее тычу в него пальцем, - ты отдал боевого товарища на милость дикаря! Ты даже представить себе не можешь, что он мог со мной сделать!
Он нервно сглатывает, желваки на скулах ходят ходуном, лицо кажется еще более осунувшимся, и на нем уже ни намека на улыбку.
- У меня была альтернатива - держать тебя за руку и глядеть, как ты умираешь. Очень трогательно, но не особенно эффективно. У тебя развилось что-то вроде сепсиса, видно инфекция попала в рану. А лекарств у нас не было, помнишь? Что мне оставалось? Они сказали – ты Великий воин–Разрубающий стрелы, и я Великий воин–Вызывающий гром будем почетными гостями племени. Они были чертовски убедительны, Джон. И, в конце концов, ты жив, разве не так?
Я хмыкаю, отвожу глаза. В самом деле - мне грех жаловаться. После того, как успел распрощаться с жизнью, приятно осознавать, что это был еще не конец твоего пути.
- Дай мне штаны, что ли, мне нужно встать, - да, мне чертовски нужно встать, иначе со мной может случиться конфуз, а это мне совсем ни к чему.
Джек охотно помогает мне встать и одеться. Для умирающего я весьма недурно себя чувствую – голова уже почти не кружится и плечо лишь слегка ноет. На обратном пути от сортира, я всего раз останавливаюсь отдохнуть, присев на вязанку хвороста. Туземцы снуют по маленькому лагерю туда-сюда – низкорослые, одетые в шкуры и весьма отдаленно похожие на людей. Они поглядывают на нас с уважением и опаской, и это хороший признак, значит можно ненадолго расслабиться, по крайней мере, до тех пор, пока я не встану на ноги. Запах дыма от сгорающего сухого навоза щиплет ноздри; к нему примешивается запах жареного мяса, шибает в ноздри, вызывая непроизвольное слюнотечение.
- Жрать охота, - произношу я мечтательно, щурясь от яркого света. Ветер стих, облака расступились, и местное светило вовсю греет наши отощавшие за последние дни тела.
- Угу, – в голосе Джека слишком мало энтузиазма, учитывая наш рацион с начала миссии.
Я круто поворачиваюсь к нему, ловлю его взгляд.
- Агент Харкнесс, случилось что-то, о чем я должен знать?
- Вчера было полнолуние, и я подсчитал радиус временной петли.
- Ну, и? – на секунду сердце сбивается с ритма, и я забываю дышать.
- Пять лет, - слова падают сухими комьями, будто земля сыплется на крышку гроба, - Пять биологических лет.
- Твою мать! – вырывается у меня непроизвольно, и это самое скудное выражение переполняющих меня эмоций. Я думал – год. Ну, два, при худшем раскладе. Но пять лет, пять лучших лет жизни в этой дыре – это уж слишком. Мэлло Мокус перед смертью сумел подложить нам свинью, и гореть ему за это в Аду.
Я мотаю головой, пытаясь придти в себя, потом скалюсь через силу, исподлобья глядя на Джека.
- Что ж, Джек Харкнесс. Если уж нам суждено провести здесь пять лет, то мы перевернем этот мирок с ног на голову, изменим его до неузнаваемости, не будь мы агентами времени!
Джек глядит на меня – сперва недоверчиво, потом почти восхищенно, и к моему желанию пожрать примешивается голод совсем иного рода, он сосущей пустотой отдает куда-то в низ живота, рождает в паху теплоту и тяжесть. В следующий момент, его потухшие глаза вновь загораются, и это, наверное, моя самая большая в жизни победа..

А поздно вечером мы вваливаемся в хижину после пирушки в нашу честь на полусогнутых ногах, в обнимку и горланя песни. Хохоча, падаем на ворох шкур, тяжко, со всхлипами дышим. Смех затихает, уходит, уступая место покою и сосредоточенности. В отверстие для дыма проглядывает яркая звезда, и мы думаем об одном и том же – где-то там наш дом. База Агенства времени на Арктуре-4, которую мы оба считаем домом, вне зависимости от того, где именно мы родились и выросли. Потом я приподнимаюсь и нависаю над Джеком, вглядываюсь в его глаза с расширенными от возбуждения зрачками. А он вдруг тянется ко мне губами – с жадностью и любопытством, будто голодный щенок, и это жест выметает из моих мозгов последние мысли, и вот уже мы катаемся по полу, срывая друг с друга одежду, и я ощущаю его язык у себя во рту, и разгоряченную кожу под моими пальцами. И, Боже мой, как мне хорошо! Я и оглянуться не успеваю, как он закидывает мои ноги себе на плечи, черт его подери, он вообразил, что в наш первый раз он будет сверху? Хотя, в данный момент мне без разницы, я успею взять реванш. У нас ведь пять лет впереди, пять долгих лет.

[Итейн Морриган]

Эх, хорошо!
Только пара вопросов:

На обратном пути от сортира

- думаешь, в племени он централизован?

вглядываюсь в его пульсирующие зрачки

- странно звучит.
Ждём-ждём продолжения!!!

[Schnizel]

думаешь, в племени он централизован?

Итейн Морриган, насколько я знаю. наши предки, порой, были чистоплотнее нас. поэтому, посреди лагеря никто не срал, было специально отведенное место.
Насчет странно звучит - буду еще вычитывать, если что покажется странным - изменю.

[LoryN]

Schnizel, удивительные воспоминания
очень занимательно написано, реалистично.

Присоединяюсь к страждущим читателям!

[Schnizel]

loryn, спасибо за отзыв. Насколько реалистично описано - ты можешь судить смело. Кстати, вчерашнее высказывание насчет служебной лестницы было цитатой из Торчвуда, а то я переживаю, что ты не поняла.

[LoryN]

Schnizel, высказывание прекрасно и цинично! Что цитата я, не понял, но мне понравилось. Потому что цинизм обожаю))))

Про реализьм - надо напрячься и склеить манипсу Джек/Джон. Записываю в планы на отпуск.

[Schnizel]

Потому что цинизм обожаю))))

loryn,

[Schnizel]

***
- … поверить не могу, остался всего месяц, - голос Джека тих, где-то на грани шепота, - какой-то месяц, и мы вернемся, - широкая степь замирает, прислушиваясь; с закатом она остывает после дневной жары, щедро одаривая обитателей приятным сухим теплом. Наши чешуйчатые скакуны, которые народ племени Алой Птицы зовет гаарр-ккун, а мы называем гарконами, пасутся неподалеку, изредка издавая тихий, утробный звук, который сложно сравнить с чем-либо. Мы лежим на ворохе шкур, вглядываясь в звездное небо; одного из спутников Ауриды уже почти не видать, другой тускло светит тонким серебристым полумесяцем. Скоро наступит короткий и долгожданный сезон дождей, и племя будет шумно праздновать, выплясывая с бубнами под тугими струями воды. Но мы с Джеком уже этого не увидим.
- Ты никогда не думал, - произношу я медленно, - уйти из Агентства и заняться чем-нибудь другим? Каким-нибудь бизнесом, например? Кажется, здесь у нас неплохо получилось вести дела.
На самом деле, нам было чем гордиться. Захватив с помощью аборигенов центральную снабженческую базу, мы превратили ее, сперва, в наш форпост, затем во временное поселение, и, наконец, в огромный, по меркам кочевников, поселок, почти целый город. Город, где процветала торговля и нехитрые ремесла; настоящий город - с мотелем, казино, борделем, а после открытия целебного источника еще и с собственным маленьким курортом. Ратх-паи, вождь приютившего нас племени Алой Птицы, оказался сметливым и дальновидным малым – заручившись нашей поддержкой, он довольно быстро прибрал под свою руку соседние племена и стал править огромной территорией. Так что мы, без преувеличения и хвастовства, ускорили развитие местной цивилизации на пару-тройку веков.
Джек приподнимается на локте, глядит на меня сверху; его лицо в тени, и я не вижу какое оно – удивленное, озадаченное, насмешливое?
- Ты это серьезно? – теперь, по звуку его голоса я довольно точно могу определить, какое сейчас у него лицо – удивленный и немного обеспокоенный взгляд, совсем чуть-чуть; приподнятая правая бровь, слегка оттопыренная нижняя губа. Я улыбаюсь, по-прежнему глядя вверх, на звезды, и Джек, фыркнув, легонько толкает меня в плечо.
- Шутишь, значит! Я уж было подумал, что ты всерьез задумываешься уйти из Агентства.
Он снова ложится рядом, закинув руки за голову.
- А что ты вообще знаешь про Агентство времени, Джек? – спрашиваю я лениво, но Джек, несмотря на мой тон, слегка напрягается, поворачивает голову в мою сторону, произносит неуверенно.
- Ну… Я попал туда случайно, я ведь тебе рассказывал. Агент Джербо погиб, просил меня доставить его манипулятор на Арктур-4. Сказал, что этот браслет невероятно ценная вещь, да я и сам это понял, учитывая сколько человек за ним охотилось. Ну, а потом боссы предложили мне взять себе его манипулятор и поступить к ним на работу. И я был так рад, что не задавал вопросов.
- Понятненько. Я, так и быть, расскажу тебе, если, конечно, тебе интересно.
- Давай, - Джек вновь приподнимается на локте, не скрывая любопытства.

[Schnizel]

- Так вот, давным-давно, никто не помнит когда – в прошлом, или будущем, была большая война. Существа, которые называли себя далеками, поставили себе цель завоевать все живое в пределах досягаемости, а пределы эти были неизмеримы. Планета за планетой, система за системой падали к их ногам. До тех пор, пока они не достигли планеты под названием Галлифрей. Там жили таймлорды, слыхал про них?
Джек кивает, взгляд у него словно у ребенка, слушающего увлекательную сказку.
- Так вот, таймлорды были единственными, кто мог дать далекам отпор. Они не вмешивались в войну до тех пор, пока она не пришла к порогу их дома, и поплатились за это. Нигде не зафиксировано, как они сражались друг с другом, по крайней мере, мы с Мэнни не нашли и следа описаний их битв. Но, в итоге, они уничтожили друг друга. Не стало ни далеков, ни таймлордов.
- А при чем тут Агентство? – подает голос Джек.
- Погоди, это только начало. Секрет могущества таймлордов и их возможностей видеть Вселенную целиком, в любой временной точке, заключался в живых кристаллах. Они называли эти кристаллы «тардис». Тардис были разумной формой жизни, существовавшей на Галлифрее бок о бок с таймлордами на протяжении тысячелетий. Таймлорды использовали тардис в устройствах, помогающих им перемещаться во времени. Так вот, во время войны с далеками, одно из таких устройств разбилось на маленькой безымянной планете где-то на окраине нашей Галактики. Тардис, живущий внутри устройства, рассыпался на кристаллические образования разного размера и формы, но не погиб. Кто-то случайно наткнулся на него, каким-то образом разгадал его свойства. Отсюда все и пошло-поехало – кристаллы продавали и перепродавали на черном рынке, сотни существ начали перемещаться во времени, пока не вмешалось правительство Федерации планет, не скупило значительную часть кристаллов и не организовало Агентство времени для охоты за остальными. В наших манипуляторах, Джек, содержится частичка тардис, - Джек задирает рукав, глядит на свой браслет как на вселенское чудо, и меня это здорово забавляет, - Как ты думаешь, Джек, почему в Агентство приняли тебя, бродягу, бывшего фермера, а не какого-нибудь распальцованного мальчика с дипломом самого престижного в Федерации университета?
- Ну…, – Джек молодецки встряхивает челкой и жизнерадостно предполагает, - ну, не так уж я плох, разве нет?
- Не мне об это судить, я лицо заинтересованное, ты же знаешь!
Я покровительственно похлопываю его по коленке, он улыбается мне в ответ.
- А как насчет тебя, Джон? У тебя ведь тоже нет диплома самого престижного в Федерации университета, зато есть судимости за контрабанду, воровство и мошенничество.
- О том и речь. Использовать браслет может лишь тот, чьи биоритмы можно синхронизировать с биоритмами живущего в нем тардис. Это и есть основной критерий отбора агентов времени.
Джек откидывается на шкуры, бездумно глядит вверх, переваривая услышанное.
- Знаешь… Когда мне предложили эту работу, первая моя мысль была не о том, что отныне я буду иметь стабильный доход, что изменится мой социальный статус, нет. Я подумал – это хороший шанс найти Грея. Доступ к информации, возможность мгновенно перемещаться в любую точку Вселенной. В сущности, даже если Агентство не было бы правительственной организацией, а преследовало какие-то грязные цели – мне было бы все равно. Для меня главное найти брата, понимаешь?
- Понимаю, - приподнимаюсь на локте, легонько провожу пальцами по его лбу и щеке, обвожу контуры скул и подбородка, - Когда-нибудь… когда-нибудь я найду его для тебя, Джек. Живым, или мертвым. Даже если мне придется перевернуть всю Вселенную с ног на голову.
Он смеется, но смех его невесел.
- Ты всем своим любовникам даешь невыполнимые обещания, а, Джон?
- Любовникам не даю. Но мы же супруги, забыл?
- О Боже, ты о том ритуале!
Он хохочет, а я вторю ему, хотя смеяться мне совсем не хочется. Это случилось года три назад. Мы упились в хлам, и попросили шамана Атун-паи, того самого, который вылечил меня, выгнав из моего тела злых духов, связать нас узами священного брака по обычаям племени Красной Птицы. После того, как мы протрезвели, у нас остались смутные воспоминания о том ритуале и амулеты, надетые на шею.
- Не могу вспоминать об этом без смеха, - Джек шмыгает носом, угомонившись, и утирает выступившие на глазах слезы, - а ведь ты был невестой!
- С чего ты взял?
- Да, да, ты был невестой! Атун-паи надел тебе на шею амулет, символизирующий плодородие, его носят женщины! Если бы я не потерял свой амулет, можно было бы сравнить. А твой, кстати, где?
- Не помню, - отвечаю я, машинально нащупывая в кармане ребристую фигурку, вырезанную из кости и плетенный из волоса шнур, - кажется, подарил одной шлюшке из борделя.
- Ну и хрен с ним!
Джек притягивает меня к себе; его губы пахнут дымом и степной травой, они горькие на вкус. Такие же горькие, как та горечь, что масляно разливается у меня внутри. Очень скоро Джек Харкнесс вырвется из плена и получит, помимо меня, очень много альтернативных вариантов. Очень скоро…

Утром меня будят звуки и голоса; странно, ведь я всегда просыпаюсь при приближении опасности, это инстинкт сродни животному, но теперь он не сработал. Странно. Слышу голос Джека и вождя Ратх-паи. Высовываю голову из-под сшитого из шкур одеяла, и, прищурившись, оглядываюсь по сторонам. Вижу рядом с нашим лагерем двадцать всадников на гарконах, во главе с вождем, Джек общается с ним, активно жестикулируя. Оборачивается ко мне, сияя улыбкой.
- С добрым утром, соня! Вождь приглашает нас на охоту, поедешь?
Сажусь, протираю глаза кулаками.
- Ты же знаешь, у меня сегодня вечером большая игра. Я обещал Ггаа-ту дать ему возможность отыграться.
- Ну, тогда я поеду без тебя, тебе же хуже!
Минуты не проходит и вот он уже верхом – гарцует, уперев руку в бедро и запрокинув голову, явно хочет произвести на меня впечатление.
- Джон, не обчищай Ггаа-ту до нитки, очень тебя прошу! Нам нежелательно с ним ссориться. И собери вещи. Встретимся завтра утром, аддиос!
Гортанный вскрик пришпоренного до крови гаркона, пыль столбом, и вот, всадники уже далеко.
- Вот засранец! – бормочу я себе под нос и, поднявшись, начинаю собирать вещи и грузить на своего скакуна.
Когда я уже почти готов запрыгнуть гаркону на спину, какой-то звук привлекает мое внимание. Мой скакун беспокойно фыркает, переступает конечностями. Я поглаживаю его по твердым наростам, прикрывающим ноздри с обеих сторон, поправляю упряжь.
- Тихо, Кейт, тихо, девочка, тихо!
За пять лет я уже почти позабыл этот звук. Высокий, вибрирующий, хорошо слышный на открытом пространстве в радиусе четырех километров. Спидер. Спидер на воздушной подушке. Ни у нас, ни у наших друзей -аборигенов нет спидера на воздушной подушке, а значит… Запрыгиваю в седло, пускаю гаркона в галоп. Гарконы могут передвигаться с максимальной скоростью сто километров в час, спидер пятьсот километров в час. А это значит, что если меня захотят догнать, то меня догонят. Пригибаюсь к шее скакуна; в ушах лишь свист ветра и не стихающий ни на секунду звук двигателя спидера. Нет, так не пойдет, нет, нет… Сбавляю скорость, останавливаюсь. Гаркон подо мной вздрагивает, сучит ногами, жалобно подвывает. Я жду. Черная точка на горизонте растет, приближаясь, я вынимаю ствол из кобуры, целюсь. Ближе… еще ближе… Прямо в щель воздуховода… Какая-то сила вдруг вырывает меня из седла, подбрасывает в воздух и швыряет вниз. Падаю спиной и затылком на что-то твердое, в голове будто взрывается маленькая бомба, и наступает темнота.

[Итейн Морриган]

А дальше???

[Schnizel]

Итейн Морриган, дальше будет. Точно будет.

[torchinca]

уффффф. огромное спасибо. просто потрясающе.

и надо же, беда какая, сейчас как раз мне начало писаться про временную петлю. и все совершенно не так, и даже не знаю, что делать. вот горе-то)

[Schnizel]

и надо же, беда какая, сейчас как раз мне начало писаться про временную петлю. и все совершенно не так, и даже не знаю, что делать. вот горе-то)

torchinca, вот еще! Про те времена в каноне так мало, что можно фантазировать на полную катушку. То, что я пишу, это практически ориджинал, моя собственная фантазия, мой мир. Никто не мешает вам создать свой.

[torchinca]

Никто не мешает вам создать свой.

Schnizel, дык, никто и не мешает )) нам всем вообще никто не мешает, кроме нас самих.

То, что я пишу, это практически ориджинал, моя собственная фантазия, мой мир.

мощный мир, надо сказать. объемный, настоящий. (аж от пыли глаза слезятся)).

[Schnizel]

мощный мир, надо сказать. объемный, настоящий. (аж от пыли глаза слезятся)).

torchinca, спасибо. Но, поскольку это всего лишь фанфик, Р. Т. Дэвис может вполне рассказать в какой-нибудь серии "Торчвуда", что все было у Джона и Джека совсем по-другому. Правда я уже потерял надежду, что он это сделает.

[torchinca]

Правда я уже потерял надежду, что он это сделает.

ну, в третьем сезоне точно уже не сделал. (судя по трейлерам и спойлерам))
а Марстерс опять активно напрашивается в сериал((( карма у него такая - проситься (может "и дано ему будет"? очень бы хотелось).

[Schnizel]

а Марстерс опять активно напрашивается в сериал

torchinca, блин, я ваще нифига не понимаю - почему еще не сделали сериал прямо под него? Он бы все рейтинги побил, ну тупые эти буржуи, тупы-ы-ы-ые! Не понимают, что это золотая жила.

[Итейн Морриган]

Schnizel

Он бы все рейтинги побил, ну тупые эти буржуи, тупы-ы-ы-ые!

Согласна на все 100! На его фоне даже Джек смотрится серовато, что уж про остальных говорить... Но м.б. у них денег нет про его приключения снимать? Или он отказывается?

[Schnizel]

Итейн Морриган, у меня складывается впечатление, что Мастерс просто не удосужился обзавестись полезными связями, потому что его все время берут на второстепенные роли, а когда продюсеры смотрят рейтинги популярности актеров, то начинают звать его снова и приглашать на постоянные роли, как это уже было в "Баффи" и "Ангеле". Странная ситуация, не пойму. Может быть ему по бую, может ему и так хватает ролей в театре, написания песен, концертов, гастролей и он просто забил и не пробивается? Я его посмотрел в других сериалах, он реально здорово играет, у него театральная закваска - умеет играть лицом, глазами, интонациями, самостоятельно создавать характер. У Бэрроумена с этим хуже - он же актер мюзиклов. это специфический жанр, расчитанный на эпатаж.

[Schnizel]

***
Жизнь, она как качели – вверх-вниз, вверх-вниз. Еще вчера ты имел власть, деньги, любовника, а сегодня ты, жалкий, ободранный и покрытый ссадинами, со связанными руками, находишься в полной власти людей, которые вряд ли желают тебе долгой, счастливой жизни и процветания.
Мир вокруг уплывает куда-то в сторону, и мне сложно сфокусироваться, чтобы оценить обстановку. Зверски болит голова, а тошнота поминутно подкатывает к горлу, наверняка я здорово приложился затылком о землю и у меня сотрясение. Эти люди… Если они хотели заполучить меня живым, то было неосторожно с их стороны применять силовой луч – мне крупно повезло, что я вообще не свернул себе шею. Или им крупно повезло. Скорее им, потому что у меня такое предчувствие, что очень скоро я пожалею о том, что не разбился при падении с гаркона. На вопрос «где я?» ответить несложно – вокруг бурые каменистые нагромождения, палатки из шкур и костей, похожие на юранги аборигенов, неподалеку виднеется низкая горная гряда. И люди. Человек пятнадцать в поле зрения, большинство с современным оружием, некоторые вооружены луками и копьями; остальные наверняка либо внутри палаток, либо расположились по периметру. Один из рудников Мокуса. Мы демонтировали его два года назад, взрывать не стали, экономили взрывчатку. Значит, эти люди пришли сюда уже после нас и обосновались здесь. Очаровательно. Мы так усиленно разыскивали остатки банды Мокуса, а они все время были у нас под носом.
Передо мной низкий стол, сооруженный из пластиковых панелей, за столом сидят пятеро, и это здорово напоминает некую пародию на судилище, только судьи уж больно невзрачные – рваная одежда, землистого цвета лица, впалые глаза. Не нравятся мне их глаза. Это глаза людей, которым нечего терять, а от людей, которым нечего терять, можно ожидать самого худшего. И в глубине этих глаз я читаю слишком много ненависти к моей скромной персоне, чтобы чувствовать себя в безопасности. Лицо человека, сидящего в центре, я помню по фото, только он здорово изменился с тех пор. Рафф Мокус, младший брат Мэлло Мокуса. Один из громил кладет на стол перед Мокусом мои вещи – сумку с провизией, браслет, оружие и брачный амулет на волосяном шнурке. Мои предположения о том, что в первую очередь Мокус заинтересуется браслетом, не оправдываются – он сразу открывает сумку с едой, и, вынув оттуда кусок копченого мяса, с жадностью впивается в него зубами, разламывает на кусочки лепешку, раздает сидящим рядом. Я знаю, что это такое. Знаю, хотя сам уже очень давно не испытывал ничего подобного. Это голод. Я гляжу на рот Мокуса – у него распухшие десны и почерневшие зубы; он замечает мой взгляд, щерится; кусочки пищи, застрявшие между зубов, выглядят отвратительно.
- Хорош, да? - спрашивает он меня, сглотнув очередной кусок; острый кадык на его тощей, жилистой шее ходит ходуном и, кажется, готов вот-вот проткнуть кожу насквозь изнутри. – Знаешь, что это? Наверняка не знаешь, мальчик-из-Агентства времени.
- Это цинга, - говорить трудно, потому что губы не слушаются, и зверски пересохло во рту.
- Знаешь, значит. Умный мальчик. Это ведь по вашей милости мы гнием тут заживо, - дожевав, Рафф утирает рот рукавом, берет один из моих стволов, засовывает себе за пояс, а другой передает через плечо темноволосому подростку с глазами волчонка, что стоит у него за спиной. Несколько секунд рассматривает браслет, с сожалением отодвигает в сторону, - Жаль, эта штука пока бесполезна. – Амулет он смахивает на землю, даже не взглянув, и, наконец, его внимание целиком сосредотачивается на мне, хотя я, конечно же, предпочел бы отсрочить этот момент. – Ты! – длинный узловатый палец с грязным ногтем упирается в меня будто перст судьбы, - Джон Харт, так тебя зовут.

[Schnizel]

Честно говоря, я не удивлен. Месяц назад пропали несколько наших торговых караванов, пропали без следа. Три дня назад исчез еще один. Никто, кроме нас с Джеком и нескольких обитателей поселения не знал о времени их выхода, так что предположение, что у нас завелась крыса, превратилось в уверенность, но провести расследование мы не успели.
- Вы прибыли сюда с напарником, как раз в тот день, когда погиб мой брат. Мой племянник, - ухватив под локоть мальчишку, что по-прежнему стоит позади, Рафф подтаскивает его поближе, - он вспомнил тебя. Хоть вы стерли всем детям память, он вспомнил тебя, убийцу своего отца.
Очаровательно, среди тех детишек, оказывается, был родной сын Мэлло. Что ж, бывает.
- Теперь ты в наших руках, и клянусь памятью брата, ты заплатишь за все сполна, - приподнявшись, Рафф глядит на меня в упор, и выражение его глаз меня до чертиков пугает, – Но, сперва ты окажешь нам одну услугу. Мне хотелось бы узнать все о системе безопасности в вашем поселении. Все – коды доступа, пароли, периодичность смены часовых по всем периметрам. Настало время перемен, мальчик-из-Агентства времени. Ваше время подошло к концу.
Он смеется – почти беззвучно, слышен лишь клекот откуда-то из глубины его горла, и от вида его изуродованного болезнью рта, белесых выпученных глаз, неровной, землистого цвета кожи, мне становится так паршиво, как не было, наверное, никогда ранее, будто сама Смерть скалится мне в лицо. При мысли о том, что жить мне осталось от силы несколько часов, и это будут тяжелые несколько часов, холодная струйка пота ползет по моему позвоночнику, а внутренности сжимаются в тугой комок. Мне уже доводилось испытать пределы собственной выносливости – когда толстяк Пат спрашивал меня, куда я спрятал украденный контрабандный товар, а спрашивал он жестко. Тогда я плевал ему в лицо, смеялся и чувствовал себя невероятно крутым парнем, но, в конечном итоге, хватило меня ненадолго. Правда, тогда мне было пятнадцать. Не знаю, насколько хватит меня сейчас, но я сомневаюсь, что Джек успеет найти меня до истечения этого срока. Это означает, что рассчитывать мне приходится исключительно на себя самого.
- Хочу показать тебе кое-что, - Рафф делает знак стоящим у меня за спиной громилам, и те разворачивают меня лицом к той части лагеря, которая ранее находилась вне поля моего зрения.
Мне хватает секунды увидеть и осмыслить то, что мне хотели показать. Я вижу стальную балку, изогнутую в дугу, бывшую частью демонтированного грузоподъемника, и вижу висящее под балкой человеческое тело, похожее на марионетку, подвешенную за нити. Человек обнажен по пояс и подвешен на стальных крючьях, вогнанных ему под ребра; от этого его грудная клетка выглядит деформированной, а кожа на животе натянута как барабан и покрыта уже засохшими потеками крови. Когда мои глаза останавливаются на лице человека, и я понимаю, что он еще жив, и что его лицо мне знакомо, то меня мгновенно скручивает в дугу и выворачивает наизнанку. Мир гаснет на какую-то долю секунды, а в следующий момент я уже стою на коленях у ног хохочущих громил и сплевываю на землю горькую желчь. Шевельнув плечом, утираю подбородок о порванную майку, поднимаю глаза. Тело подвешенного парня едва заметно покачивается, легкий ветерок шевелит его волосы. Он глядит на меня в упор широко распахнутыми и помутневшими от боли зеленовато-карими глазами, а веснушки на его мертвенно-бледном лице выделяются яркой россыпью, хотя еще недавно их почти не было заметно под слоем загара.
- Даффи, - шепчу я одними губами, - как тебя угораздило…
Даффи Абрахамс был одним из тех, кто работал на рудниках Мокуса, а впоследствии принял нашу с Джеком сторону. Славный парнишка, ему на тот момент было лет четырнадцать, и он уже тогда был гениальным механиком – мог починить даже те приборы и устройства, которые считались безнадежными. Он покинул поселок вместе с последним караваном, три дня назад. Вот откуда у бандитов спидер – они наверняка заставили Даффи отремонтировать разбитую машину, а потом подвесили его как мясную тушу. От ненависти и бессилия темнеет в глазах, и я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони.
- Очень скоро ты составишь компанию этому парню, Джон, - в голосе Раффа Мокуса я не слышу ни намека на злорадство, или торжество, он совершенно лишен эмоций. По-видимому, этот упырь следует принципу, который гласит, что месть это блюдо, которое нужно подавать в холодном виде. Тем хуже для меня, потому что на человека, обуреваемого эмоциями, легче воздействовать. Но я не собираюсь сдаваться так просто. Рывком поднявшись с колен, разворачиваюсь к Раффу. Мне нет нужды изображать страх – я и без того испытываю это чувство в полной мере.
- Послушай… Выслушай меня! Я могу много чего тебе предложить!
- Безусловно, - широкий рот Мокуса с растрескавшимися губами чуть шевелится в усмешке, - все, что у тебя есть, и все, что ты знаешь, будет нашим. Очень скоро. Очень скоро ты будешь умолять меня о смерти, Джон Харт, мальчик-из Агентства времени. И когда я получу от тебя все сполна, я убью тебя. Обещаю.
- Нет, ты не понимаешь! Временная петля очень скоро разомкнется, и другие агенты времени придут сюда. Так что если даже тебе удастся захватить поселок, ты его не удержишь, - выражение лица и глаз Мокуса меняется, и я понимаю, что мои слова возымели действие, - Послушай, я… Я сожалею, что убил твоего брата. Нет, правда. Мне не очень нравится убивать, но я солдат, и должен подчиняться приказам. Если ты откажешься от мести, то мы с тобой сможем заключить взаимовыгодную сделку.
- Продолжай, - только и произносит Мокус, и слабый огонек надежды загорается у меня внутри.
- Я просидел на этой планете пять лет, целых пять лет, и она до чертиков мне надоела, я мечтаю вырваться отсюда. Если ты оставишь меня в живых, то я не только отдам тебе поселок. Я отдам тебе временной контур, и ты сможешь вновь замкнуть петлю. Я знаю, куда в первую очередь Агентство отправит десант, и я знаю, как застать их врасплох. Я сделаю так, что вся планета окажется в твоей власти на неопределенно долгое время. А когда ты исчерпаешь все ее ресурсы, ты будешь настолько богат, что сможешь купить любой из миров, по своему вкусу. Что скажешь?
После моего пылкого монолога на секунду повисает тишина. Я гляжу в глаза Мокусу, не отрываясь – со страхом, мольбой и надеждой. Как и должен глядеть при данных обстоятельствах.
Шевельнув губами, Рафф криво ухмыляется.
- Собираешься предать своих, а, мальчик-из Агентства времени?
Я копирую его ухмылку.
- А ты разве не поступил бы также на моем месте, Рафф Мокус?

Жизнь, она как качели – вверх-вниз, вверх-вниз. Может быть, это еще не конец, может быть, мне удастся взлететь?

[Evil!Penny]

Schnizel
Спасибо, за продолжение! ))) Всегда с огромным нетерпением жду очередную часть этого фика. У тебя совершенно потрясающая способность создавать новые миры и делать их по настоящему реальными. И вообще, я уже говорила, но еще раз скажу. ))) Мне здесь безумно нравится Джон! )))

[Schnizel]

pentelina, рад слышать. Я уж думал, что всех читателей распугал предупреждением. И - с возвращением.

[torchinca]

Я уж думал, что всех читателей распугал предупреждением

не читателей, а комментаторов - это точно ))

[Schnizel]

не читателей, а комментаторов - это точно ))

torchinca, в следующий раз предупреждать не буду - пугайтесь. Хотя пугаться нечего, ибо я на лавры Джаксиан Тэнг претендовать никогда не стану, мой натурализм весьма поверхностный.

[Schnizel]

***

- …является производной темпорально – дифференциального перераспределения потоков энергии. Говоря проще – временная петля это ни что иное, как многократное повторение одинаковых отрезков времени на ограниченном пространстве, благодаря чему, пространство превращается в недоступную для проникновения извне область, своего рода слепое пятно, или мертвую зону, - голос профессора Малартика убаюкивает; слепящие лучи солнца бьют в окна аудитории. Жарко. Очуметь как жарко. Какого дьявола? Почему никому не приходит в голову опустить шторы и включить кондиционер, неужели никто из сидящих на лекции не ощущает жары? Надо сказать об этом профессору. Надо встать и сказать…Тело не слушается, конечности будто одеревенели, я их не ощущаю. И зверски пересохло во рту, скорей бы уже перерыв, можно будет глотнуть холодного пива, или даже выпить апельсинового сока на худой конец, да что угодно, только чтобы напиться. Скорее бы…
Я возвращаюсь в реальность, но не пытаюсь открыть глаза. Под опущенными веками алое марево – горячее, пульсирующее, будто мое сердце переместилось из груди в центр черепа и колотится со скоростью ста с лишним ударов в минуту, стремясь разнести мозг в клочья. Я почти не ощущаю своего тела, только раскалывающуюся от боли голову и спину, что горит огнем. Когда меня привязывали к раскаленной от жары стальной балке, той самой, на которой подвесили Даффи Абрахамса, эффект был такой же, как если бы к моей спине прижали накаленный на огне металлический прут. Я едва удержался от крика, и тут же пожалел об этом – ведь чем более сломленным я буду казаться, тем меньше у людей Мокуса будет поводов меня ломать. Хотя, сложно придумать худшую пытку, чем просто оставить меня связанным на солнцепеке в тесном соседстве с подвешенным на крючьях умирающим человеком. По видимому, именно в таком положении мне придется дожидаться результатов рейда банды Мокуса на наше поселение. Они нападут нынче ночью, в данном случае вполне логично поторопиться – если мое исчезновение еще не обнаружили, то фактор неожиданности может сыграть им на руку. По моим расчетам, им понадобится около часа на то, чтобы снять охрану первого периметра, добраться до внешнего терминала и ввести полученный от меня код. А дальше все будет зависеть от Джека, от того, насколько он сумеет реализовать разработанный нами на случай нападения план. Введенный код будет означать, что внутрь проникли чужаки; им позволят преодолеть несколько уровней системы безопасности, а потом мышеловка захлопнется. Плохо то, что Рафф Мокус остался здесь, а не возглавил рейд. У ублюдка чертовски хорошо развита интуиция, он вполне способен почуять, что что-то пошло не так, и тогда мне несдобровать. И, если честно, то мои шансы остаться в живых практически равняются нулю, ибо Джеку понадобится время, чтобы расколоть одного из захваченных бандитов и выяснить где я нахожусь, а еще ему понадобиться время, чтобы сюда добраться, и почти нет шансов, что он успеет. Время, время… Загадочное явление, загадочная субстанция. Даже для нас. Наверное, только таймлорды были с ним на короткой ноге. Я почти неосознанно повторяю про себя будто заклинание – «Джек, успей пожалуйста! Ты должен успеть! Мне очень хочется увидеть тебя снова, мне очень хочется выбраться с тобой еще разок к Озеру Слез, купаться голышом и трахаться до изнеможения, мне хочется увидеть Мэнни, и всех наших ребят… Я так хочу жить, Джек…».
Надежда делает меня слабым. Я сломался окончательно, я почти плачу, боль и жажда сводят меня с ума, это плохо, это неправильно. Надо убить в себе надежду. Надо подготовиться к тому, что мне предстоит умереть. Усилием воли я заставляю себя открыть глаза, глубоко вдыхаю сухой, насыщенный пылью воздух. Смаргиваю капли влаги с ресниц и встречаю неподвижный взгляд широко распахнутых глаз Даффи, что висит на расстоянии вытянутой руки от меня. Жизнь в нем едва теплится, и он, похоже, некоторое время назад перестал осознавать происходящее – его взгляд пуст, губы, покрытые засохшей коркой крови, не шевелятся, лишь едва вздымающаяся деформированная грудная клетка указывает на то, что парень еще дышит. Я гляжу на него уже почти спокойно и размышляю о том, сколько в среднем человек может протянуть вот так. Зависит от степени выносливости конечно, но такой вот способ казни дает возможность прожить еще некоторое время. Пробую на прочность кожаные ремни, до боли врезавшиеся в запястья, оглядываюсь вокруг. Нет, любая попытка побега обречена, а это означает, что мне необходимо подготовиться. Вспомнить один из моментов в своей жизни, когда я был максимально готов умереть и попытаться его воспроизвести. Глубоко дышу, сосредотачиваясь, как учил шаман Атун-паи. Пульсирующая боль в голове и спине медленно затихает, отодвигаясь куда-то на обочину сознания, гаснут звуки и запахи…

[Schnizel]

…Выступив на свет из темного коридора, я оказываюсь перед большим, в человеческий рост, прямоугольным зеркалом в металлической раме. Стою, сосредоточенно себя разглядывая. В мутноватом темном стекле отражается невысокая щуплая детская фигура, одетая в светлое цветастое платье с оборками, голубые туфли и ажурные гольфы; в руках у меня небольшая сумочка с блестками и вышитой забавной рожицей, а в сумочке короткоствольный ПТ-4 с удобной ребристой рукоятью. Светло-каштановые локоны парика изящно обрамляют неподвижное заострившееся лицо с закаменевшими скулами и плотно сжатыми губами, мягкими волнами падают на плечи. И я почти спокоен. Отстраненно думаю, что тот факт, что меня в мои тринадцать с половиной принимают за десятилетнего, в кои веки, сослужит мне добрую службу, что под густой челкой парика совсем не видно глаз, и это хорошо. Потому что в моих глазах фотографическим снимком застыла смуглая рука с плетенным из цветных нитей браслетом на запястье и пожелтевшими от никотина ногтями большого и указательного пальцев, лежащая в луже крови и фигура Санни Кравица, что убирает свой ствол в кобуру. И любой, кто заглянет мне в глаза, увидит эту картину. И поймет, что именно я собираюсь сделать через несколько часов.
Да, тогда я был определенно готов к смерти. Точнее, мне было все равно, что со мной будет после того, как я подберусь к сенатору Крейгу и выстрелю в упор в Сани Кравица, начальника охраны сенатора, который всегда рядом со своим боссом, всегда по правую руку. И даже если последнее, что я увижу, будет багровая дыра во лбу Санни, то мне все равно, потому что я остался один, и никому нет до меня дела, никто не станет обо мне сожалеть.
Но сейчас-то мне не все равно, сейчас я не один, у меня есть Джек. Сознание непроизвольно соскальзывает куда-то совсем в другую сторону, взрывается сполохами алых крыльев…
…Алые птицы, название которых практически невозможно воспроизвести, алые птицы, ставшие тотемом племени, танцуют на поверхности Озера Слез, то опускаясь на воду, то вспархивая, коротко взмахнув крыльями; брызги воды рассыпаются радугой, а резкие переливчатые голоса птиц скрадывает туман, что поднимается от расположенных рядом с озером горячих источников. Предрассветные лучи окрашивают туман в розовато - золотистые цвета, и мы с Джеком ритмично движемся в этом мареве по пояс в воде, целуемся взасос; и крышу сносит от теплой пульсирующей тяжести в моей ладони, когда я ласкаю Джека, а его пальцы судорожно впиваются мне в задницу, притягивая меня ближе, а другой рукой он торопливо нащупывает мой член, и я вмиг уплываю, растворившись в мириадах оттенков ощущений. Птицы вокруг нас – они танцуют в одном с нами ритме, окружают нас хороводом, движутся, то исчезая в тумане, то вновь появляясь…
… вода, выплеснутая мне в лицо, обжигает кожу ледяными иглами, возвращая к настоящему моменту, к боли и ожиданию смерти. Занимается рассвет; уже мертвое тело Даффи застыло на веревках сломанной марионеткой с запрокинутой головой, а Рафф Мокус стоит ко мне вплотную, говорит что-то, скалясь на меня и обдавая гнилостным запахом изо рта, но я не слышу его – в моих ушах голоса птиц, шум морского прибоя и рев реактивного двигателя шаттла. Слизнув драгоценную влагу с губ, я с трудом сглатываю пересохшим горлом. И улыбаюсь. Это получается непроизвольно, от того, что страх ушел, улетучился и смерть уже не пугает, и Рафф Мокус, как воплощение смерти тоже уже не пугает, и даже не вызывает отвращения, лишь брезгливую жалость.
- …смешно тебе, да? – грязная жилистая рука стискивает мое горло, встряхивает, потом отпускает.
- Да, мне смешно, - мой голос звучит сипло, он едва слышен, - Тебе никто не говорил, что ты похож на червяка, Мокус? Отвратительного извивающегося червяка. И сдохнешь ты как червяк – тебя просто раздавят. Очень скоро.
Бьет он небрежно, но в чувствительные точки, и я непроизвольно сжимаюсь, обвисая на связанных руках и пытаясь подтянуть колени к животу; удар в лицо почти отправляет меня в нокаут, но соскользнуть в спасительную темноту и тишину мне не дают, вновь окатив ледяным душем.
- Отвяжи его, - говорит Мокус стоящему позади него громиле. Его губы слегка подергиваются, а глаза кажутся абсолютно белыми, и слепо глядят сквозь меня сузившимися до предела черными точками зрачков.
Героическая мысль о том, чтобы побороться и подороже продать свою жизнь разбивается о суровую реальность – как только меня отвязывают от столба, мои ноги подкашиваются, и я падаю на колени. И в этой позе наблюдаю, как громила выдергивает крючья из тела Даффи, как металл выходит из мертвой плоти с противным чавкающим звуком, и тело ударяется о землю почти бесшумно, а потом громила поворачивается ко мне, демонстрируя окровавленные крючья, скалится щербатым ртом, подмигивает…
В моих ушах вновь нарастающий шум реактивного двигателя, а может этот звук мне не чудится, потому что Мокус и его люди вдруг начинают озираться по сторонам. Два взрыва, предваряемые характерным вибрирующим звуком, что издают фотонные торпеды малого калибра, гремят один за другим; от второго земля подо мной ощутимо содрогается, видно торпеда попала в оружейный склад Мокуса. Вокруг мгновенно воцаряется Ад – сухие шкуры, покрывающие кибитки, вспыхивает мгновенно, и пламя вмиг охватывает весь лагерь; рев двигателей шаттла, который мне не почудился, перекрывает вопли раненых и умирающих. Я даже не пытаюсь отползти в сторону – лежу, вжавшись в землю и прикрывая голову; рядом с моим лицом мертвая рука Раффа Мокуса, которому осколком металлической конструкции снесло половину черепа. Адский шум потихоньку затихает, слышно лишь потрескивание пламени, шорох осыпающейся каменной крошки, стоны и ругань откуда-то слева. Медленно я поднимаю голову. И вижу то, что я ожидал увидеть лишь по истечении не менее чем нескольких недель – серебристо серый шаттл с эмблемой Агентства, приземлившийся прямо посреди разгромленного лагеря. Первым выпрыгивает из открывшегося люка Джек, а следом за ним Мэнни, потом Брэн и еще какой-то незнакомый парень. Я с трудом поднимаюсь на карачки, потом сажусь. В голове гулко и пусто, все вокруг как будто бы исчезло за туманной пеленой, и за этой пеленой окружающий мир живет и пульсирует в едином ритме с шагами идущего ко мне Джека. Оплавленные камни и мусор крошатся под толстыми подошвами его ботинок, а рассветные лучи золотыми крыльями вырастают за его спиной. Джек вдруг останавливается, нагибается, поднимает с земли какой-то мелкий предмет, сдувает с него пыль. Глядит на него и смеется, будто ребенок, который увидел самую удивительную на свете вещь. Приблизившись, протягивает мне мой брачный медальон.
- Гляди-ка! Я же говорил тебе, что это амулет невесты, здесь выгравирован колос, символ плодородия, видишь? – вынув из внутреннего кармана куртки второй амулет, кладет его рядом на свою ладонь, - а вот это амулет жениха, здесь острие копья.

КОНЕЦ.