Если не можешь победить честно, тогда просто победи
У Шушпана второй приход крышесноса по Торчвуду, поэтому, чтобы его развлечь, выложу-ка я кусочек текста, который написал еще довольно давно и слегка подзабросил. Это рассказ от лица Джона Харта, рассказ о тех временах, когда они с Джеком работали агентами времени. Надеюсь, когда-нибудь я его все же закончу. Как и фик по ЛОМу.
И даже хотелось бы дописать обе эти вещи побыстрее, но тут уж как получится.
читать дальшеПролог.
Он произносит последнюю фразу, небрежно выбрасывает через плечо контейнер, и на секунду между нами повисает тишина, нарушаемая лишь постоянным, непрерывным гулом, гулом большого города, который не смолкает, даже когда город спит. Но этот гул звучит снизу и издалека, а здесь, наверху только мы двое, и секунда молчания скручивается в тугую спираль, а наши взгляды словно клинки. Потом я делаю шаг вперед и с силой толкаю его в грудь. И смотрю заворожено, как он летит вниз, навстречу гибели, а потоки воздуха яростно треплют полы его шинели.
Я глубоко, со свистом вдыхаю влажный ночной воздух и пытаюсь собраться с мыслями. Секунду назад я убил Джека Харкнесса, но почему-то ничего не чувствую в связи с этим. Мало того – я даже не осознаю его смерть, словно мы играли в забавную игру, и совсем скоро, он поднимется ко мне; он будет улыбаться, когда признает мою победу, а в глубине его глаз я увижу досаду и испытаю торжество в полной мере. Был ли мой поступок продуманным? Скорее нет, чем да. Когда-то я полагал, что мне будет спокойнее на душе, если, напиваясь в баре, я буду вспоминать о своих друзьях, которые умерли, оставаясь моими друзьями, а не о друзьях, которые меня покинули. Это в какой-то степени принесло бы мне ощущение собственной значимости для Вселенной. Но те времена давно прошли, унеся с собой ощущение значимости, как собственной жизни, так и жизней других. В действительности я не собирался его убивать, и это было скверно, ибо означало лишь одно – я сорвался. Я нарушил собственный запрет на эмоции и привязанности. И, когда мы стояли вдвоем на крыше, и он говорил все эти вещи про меня и про себя, и про будущее, я вдруг понял, что здесь и сейчас мне остается или столкнуть его вниз, или прыгнуть самому. Инстинкт самосохранения все решил за меня. С тех пор, как я перестал задумываться о смысле жизни, мои животные инстинкты чрезвычайно обострились.
Пора, однако, было спускаться вниз и заняться делами, пока питомцы моего дорогого друга не оправились от нанесенного мною урона и не начали путаться под ногами. Снизу тело Джека напоминало изломанную ветку; он глядел вверх широко распахнутыми глазами, а губы его хранили странную насмешливо-снисходительную полуулыбку. Я подобрал валявшийся неподалеку контейнер, приблизился к нему и, прежде чем снять с его запястья браслет - манипулятор, с каким-то детским любопытством коснулся пальцами его щеки, подивившись теплу его кожи. Мне нравилось убивать. Мне это было так же интересно, как детям интересно разбирать на части кукол, чтобы поглядеть, как они устроены внутри. Человек ходит, дышит, разговаривает, накапливает жизненный опыт, но вдруг, в один миг превращается в груду бесполезной плоти, в пустую, сломанную куклу. Я убивал для того, чтобы снова и снова находить подтверждение тому, что наше существование лишено смысла. И Джек Харкнесс не стал исключением, а доказательством тому служит его распластанное поперек садовой скамейки тело. Позже, конечно же, я буду вспоминать своего трагически погибшего друга и по совместительству бывшего любовника, пить за упокой его души, хотя уже давно не верю в существование оной, и произносить скорбные речи на публике.
Но моим чаяниям не суждено было свершиться. Когда, уже в хабе, я увидел Джека живого и вполне целого, я испытал целую гамму эмоций, основным элементом которой явилось глубокое изумление и испуг, а еще болезненно острое, как удар тока облегчение. Я уже давно понял, что чудес в этом мире не бывает, и вдруг чудо свершилось прямо на моих глазах, и осознание этого факта было самым сильным ощущением из тех, что я испытывал за последние лет десять. И тогда я понял, что для меня ничего, в сущности, не изменилось. Мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали свой путь, мы приходим к истокам самих себя. Я не верю ни в прощение, ни в искупление. И я не сомневаюсь, что моя дальнейшая жизнь будет столь же пустой и никчемной, какой была в последние годы, но я готов принять ее в качестве искупления. Возможно, именно это придаст ей хоть какую-то ценность для Вселенной. Аминь.
***
- Джонни, ты спишь? – лениво спрашивает Матц, выпуская дым из ноздрей.
В воздухе витает запах того, что он курит, и скажу по чести, я не стал бы это курить даже под дулом огнемета. С меня хватило и одного раза, после которого я блевал около суток и потом примерно столько же был не в состоянии держаться на ногах. Но у Мэнни стальные нервы, железобетонный вестибулярный аппарат, а вместо мозгов самый совершенный компьютер во Вселенной. А еще он стреляет лучше, чем легендарные космические ковбои и гнет пальцами стальные прутья. Если добавить к этому списку высокий рост, атлетическое телосложение и красоту языческого божества, картина будет максимально полной.
Когда я впервые встретил этого парня, мой внутренний голос сказал мне – «дружище, нам с тобой нужно держаться Манфреда Матца, и будет нам счастье!». И, видимо, мой внутренний голос был услышал кем-то свыше, поскольку предмет нашего с внутренним голосом особого внимания в тот самый момент поманил меня пальцем, ухмыльнулся криво и похлопал по сидению свободного стула рядом с собой. «Джон Харт, да? – произнес он с трудно определяемым выражением, - Контрабанда, воровство, мошенничество. Довольно пестрый послужной список. Добро пожаловать в Агентство времени, Джонни. Держись поближе ко мне, и я обещаю сделать из тебя человека минимум за год». Это случилось в мой первый день появления в Агентстве, и с тех пор прошло полтора года. Вопреки моим надеждам, Матц не стал моим любовником, зато стал другом, хотя его дружба носила явственный характер покровительства, что, впрочем, меня вполне устраивало. Что касается его обещания сделать из меня человека, задача, как видно, оказалась сложнее, чем выглядела на первый взгляд, но нашей дружбе это не мешало. За время работы в Агентстве мне пришлось избавиться от некоторых старых привычек, хотя дисциплину здесь нельзя было назвать слишком уж суровой. По сути, в промежутках между заданиями, мы были предоставлены сами себе, и многие из нас в прошлом были ничем не лучше тех нарушителей запрета на путешествия во времени, за которыми мы охотились. Однако, для меня явился откровением тот факт, что все мои проделки, как бы тщательно я их не скрывал, становились известны начальству, и стоило чаше терпения оного начальства переполнится, меня, в лучшем случае, тут же упрятали бы в самое суровое из всех имеющихся в распоряжении правительства Федерации планет исправительное учреждение, а в худшем я бы погиб в результате несчастного случая. Это изрядно охладило мой пыл, и я на время отказался от мысли заняться торговлей антикварными вещичками, прихваченных из прошлого в качестве военных трофеев.
- Чего молчишь? – снова теребит меня Матц, но отвечать мне не хочется – лень. В комнате отдыха нашей казармы почти пусто и тихо; просвечивающееся сквозь окна полуденное солнце Арктура-4 вкупе с теплом тела пристроившегося рядом Матца и усталостью, оставшейся после нашего последнего рейда, отбивает всякую охоту шевелиться, или разговаривать. Кроме того, из-под полуопущенных век я наблюдаю за парнем, появившимся у нас месяц назад, и мне почему-то ужасно не хочется, чтобы меня кто-то застукал за этим занятием. Тепло Матца неожиданно исчезает; он склоняется надо мною и пускает струю дыма прямо мне в лицо. Я вскакиваю, словно пружиной подброшенный и около минуты судорожно кашляю, скорчившись в дугу.
- Сука ты, Мэнни! – вырывается у меня, как только ко мне возвращается дар речи.
Он ухмыляется глумливо, и покровительственно похлопывает меня по спине.
- Будешь знать, как меня игнорировать. Что, положил глаз на Лицо Бо?
Его полуутвердительный вопрос застает меня врасплох, я фыркаю и несу какую-то чушь, Мэнни глядит на меня с издевкой, а потом он придвигается поближе, и мы уже вместе разглядываем упругую, аппетитную задницу, обтянутую плотной тканью штанов, острые лопатки под тонкой майкой, солнечные блики на светло-каштановых волосах и ресницах, мечтательную полуулыбку и румянец на щеках, а новичок, которого зовут Джек Харкнесс, а иногда называют «Лицо Бо», продолжает наводить глянец на свои ботинки, не замечая нашего внимания. Так продолжается минут пять, а потом он неожиданно выпрямляется и, развернувшись, направляется к нам. Я много раз видел, как парни тушевались и терялись под взглядом Мэнни, хотя всеми силами старались это скрыть, и я их понимаю, черт подери, со мной при первом знакомстве с Матцем тоже такое было, ибо взгляд у здоровяка бывает тяжелее булыжника. В Харкнессе я не заметил смущения. То есть его не было совсем. Он глядел на нас с ясностью и открытостью не ребенка, но человека, на сто процентов уверенного, что в этой жизни у него нет ни единой причины бояться, или испытывать смущение. И, ей-богу, от его лица и взгляда у меня что-то внутри обморочно замирало, я не мог дать названия своим ощущениям, поскольку никогда раньше не испытывал ничего подобного.
- Парни, - произносит Джек Харкнесс, ослепительно улыбнувшись и эффектно тряхнув челкой, - Вы уже черт знает сколько времени пялитесь на мою задницу. Не то, чтобы я вас при этом не понимал, но не могли бы сделать мне одолжение и, хотя бы на время, переключить свое внимание на что-нибудь другое?
Я гляжу на него, а краем глаза гляжу на Мэнни. И вижу, как меняется его взгляд, а лицо медленно расползается в улыбке. И он улыбается этому смазливому сукину сыну не так как мне, или другим. Он улыбается ему как равному, и мне хочется встать и врезать им обоим, но я, конечно же, не стану этого делать. Еще не хватало, чтобы среди парней поползли слухи о том, что я запал на новенького.
- У нас завтра вечеринка, - Мэнни смачно затягивается, и струйка дыма из его рта и ноздрей плавно уплывает к потолку, - придешь?
Джек переводит взгляд с него на меня, а я нервно сглатываю. Одному Дьяволу ведомо, что со мной происходит.
- Почему бы нет, - отвечает Харкнесс, продолжая на меня как-то странно и выжидающе пялиться, а я и слова не могу из себя выдавить.
Потом он разворачивается и уходит, я ругаю себя последними словами за так некстати посетивший меня приступ потери дара речи, а Матц смотрит ему вслед, пристально, не отрываясь, как никогда ни на кого на моей памяти не смотрел. Вот и очередной удар по моему самолюбию, и зарождающиеся раздумья о том, что если эти двое споются, то я вполне могу оказаться третьим лишним. Остается лишь попытаться успокоиться и настроиться на философский лад.
АПД. Выложил в комментах еще кусочек.
АПД. Кто хотел проду - читайте.
АПД, Щаз еще кусочек кину.
АПД. Написал еще кусок. Ничего особенно страшного, но слабонервным лучше не читать.
АПД. Дописал, уф!

читать дальшеПролог.
Он произносит последнюю фразу, небрежно выбрасывает через плечо контейнер, и на секунду между нами повисает тишина, нарушаемая лишь постоянным, непрерывным гулом, гулом большого города, который не смолкает, даже когда город спит. Но этот гул звучит снизу и издалека, а здесь, наверху только мы двое, и секунда молчания скручивается в тугую спираль, а наши взгляды словно клинки. Потом я делаю шаг вперед и с силой толкаю его в грудь. И смотрю заворожено, как он летит вниз, навстречу гибели, а потоки воздуха яростно треплют полы его шинели.
Я глубоко, со свистом вдыхаю влажный ночной воздух и пытаюсь собраться с мыслями. Секунду назад я убил Джека Харкнесса, но почему-то ничего не чувствую в связи с этим. Мало того – я даже не осознаю его смерть, словно мы играли в забавную игру, и совсем скоро, он поднимется ко мне; он будет улыбаться, когда признает мою победу, а в глубине его глаз я увижу досаду и испытаю торжество в полной мере. Был ли мой поступок продуманным? Скорее нет, чем да. Когда-то я полагал, что мне будет спокойнее на душе, если, напиваясь в баре, я буду вспоминать о своих друзьях, которые умерли, оставаясь моими друзьями, а не о друзьях, которые меня покинули. Это в какой-то степени принесло бы мне ощущение собственной значимости для Вселенной. Но те времена давно прошли, унеся с собой ощущение значимости, как собственной жизни, так и жизней других. В действительности я не собирался его убивать, и это было скверно, ибо означало лишь одно – я сорвался. Я нарушил собственный запрет на эмоции и привязанности. И, когда мы стояли вдвоем на крыше, и он говорил все эти вещи про меня и про себя, и про будущее, я вдруг понял, что здесь и сейчас мне остается или столкнуть его вниз, или прыгнуть самому. Инстинкт самосохранения все решил за меня. С тех пор, как я перестал задумываться о смысле жизни, мои животные инстинкты чрезвычайно обострились.
Пора, однако, было спускаться вниз и заняться делами, пока питомцы моего дорогого друга не оправились от нанесенного мною урона и не начали путаться под ногами. Снизу тело Джека напоминало изломанную ветку; он глядел вверх широко распахнутыми глазами, а губы его хранили странную насмешливо-снисходительную полуулыбку. Я подобрал валявшийся неподалеку контейнер, приблизился к нему и, прежде чем снять с его запястья браслет - манипулятор, с каким-то детским любопытством коснулся пальцами его щеки, подивившись теплу его кожи. Мне нравилось убивать. Мне это было так же интересно, как детям интересно разбирать на части кукол, чтобы поглядеть, как они устроены внутри. Человек ходит, дышит, разговаривает, накапливает жизненный опыт, но вдруг, в один миг превращается в груду бесполезной плоти, в пустую, сломанную куклу. Я убивал для того, чтобы снова и снова находить подтверждение тому, что наше существование лишено смысла. И Джек Харкнесс не стал исключением, а доказательством тому служит его распластанное поперек садовой скамейки тело. Позже, конечно же, я буду вспоминать своего трагически погибшего друга и по совместительству бывшего любовника, пить за упокой его души, хотя уже давно не верю в существование оной, и произносить скорбные речи на публике.
Но моим чаяниям не суждено было свершиться. Когда, уже в хабе, я увидел Джека живого и вполне целого, я испытал целую гамму эмоций, основным элементом которой явилось глубокое изумление и испуг, а еще болезненно острое, как удар тока облегчение. Я уже давно понял, что чудес в этом мире не бывает, и вдруг чудо свершилось прямо на моих глазах, и осознание этого факта было самым сильным ощущением из тех, что я испытывал за последние лет десять. И тогда я понял, что для меня ничего, в сущности, не изменилось. Мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали свой путь, мы приходим к истокам самих себя. Я не верю ни в прощение, ни в искупление. И я не сомневаюсь, что моя дальнейшая жизнь будет столь же пустой и никчемной, какой была в последние годы, но я готов принять ее в качестве искупления. Возможно, именно это придаст ей хоть какую-то ценность для Вселенной. Аминь.
***
- Джонни, ты спишь? – лениво спрашивает Матц, выпуская дым из ноздрей.
В воздухе витает запах того, что он курит, и скажу по чести, я не стал бы это курить даже под дулом огнемета. С меня хватило и одного раза, после которого я блевал около суток и потом примерно столько же был не в состоянии держаться на ногах. Но у Мэнни стальные нервы, железобетонный вестибулярный аппарат, а вместо мозгов самый совершенный компьютер во Вселенной. А еще он стреляет лучше, чем легендарные космические ковбои и гнет пальцами стальные прутья. Если добавить к этому списку высокий рост, атлетическое телосложение и красоту языческого божества, картина будет максимально полной.
Когда я впервые встретил этого парня, мой внутренний голос сказал мне – «дружище, нам с тобой нужно держаться Манфреда Матца, и будет нам счастье!». И, видимо, мой внутренний голос был услышал кем-то свыше, поскольку предмет нашего с внутренним голосом особого внимания в тот самый момент поманил меня пальцем, ухмыльнулся криво и похлопал по сидению свободного стула рядом с собой. «Джон Харт, да? – произнес он с трудно определяемым выражением, - Контрабанда, воровство, мошенничество. Довольно пестрый послужной список. Добро пожаловать в Агентство времени, Джонни. Держись поближе ко мне, и я обещаю сделать из тебя человека минимум за год». Это случилось в мой первый день появления в Агентстве, и с тех пор прошло полтора года. Вопреки моим надеждам, Матц не стал моим любовником, зато стал другом, хотя его дружба носила явственный характер покровительства, что, впрочем, меня вполне устраивало. Что касается его обещания сделать из меня человека, задача, как видно, оказалась сложнее, чем выглядела на первый взгляд, но нашей дружбе это не мешало. За время работы в Агентстве мне пришлось избавиться от некоторых старых привычек, хотя дисциплину здесь нельзя было назвать слишком уж суровой. По сути, в промежутках между заданиями, мы были предоставлены сами себе, и многие из нас в прошлом были ничем не лучше тех нарушителей запрета на путешествия во времени, за которыми мы охотились. Однако, для меня явился откровением тот факт, что все мои проделки, как бы тщательно я их не скрывал, становились известны начальству, и стоило чаше терпения оного начальства переполнится, меня, в лучшем случае, тут же упрятали бы в самое суровое из всех имеющихся в распоряжении правительства Федерации планет исправительное учреждение, а в худшем я бы погиб в результате несчастного случая. Это изрядно охладило мой пыл, и я на время отказался от мысли заняться торговлей антикварными вещичками, прихваченных из прошлого в качестве военных трофеев.
- Чего молчишь? – снова теребит меня Матц, но отвечать мне не хочется – лень. В комнате отдыха нашей казармы почти пусто и тихо; просвечивающееся сквозь окна полуденное солнце Арктура-4 вкупе с теплом тела пристроившегося рядом Матца и усталостью, оставшейся после нашего последнего рейда, отбивает всякую охоту шевелиться, или разговаривать. Кроме того, из-под полуопущенных век я наблюдаю за парнем, появившимся у нас месяц назад, и мне почему-то ужасно не хочется, чтобы меня кто-то застукал за этим занятием. Тепло Матца неожиданно исчезает; он склоняется надо мною и пускает струю дыма прямо мне в лицо. Я вскакиваю, словно пружиной подброшенный и около минуты судорожно кашляю, скорчившись в дугу.
- Сука ты, Мэнни! – вырывается у меня, как только ко мне возвращается дар речи.
Он ухмыляется глумливо, и покровительственно похлопывает меня по спине.
- Будешь знать, как меня игнорировать. Что, положил глаз на Лицо Бо?
Его полуутвердительный вопрос застает меня врасплох, я фыркаю и несу какую-то чушь, Мэнни глядит на меня с издевкой, а потом он придвигается поближе, и мы уже вместе разглядываем упругую, аппетитную задницу, обтянутую плотной тканью штанов, острые лопатки под тонкой майкой, солнечные блики на светло-каштановых волосах и ресницах, мечтательную полуулыбку и румянец на щеках, а новичок, которого зовут Джек Харкнесс, а иногда называют «Лицо Бо», продолжает наводить глянец на свои ботинки, не замечая нашего внимания. Так продолжается минут пять, а потом он неожиданно выпрямляется и, развернувшись, направляется к нам. Я много раз видел, как парни тушевались и терялись под взглядом Мэнни, хотя всеми силами старались это скрыть, и я их понимаю, черт подери, со мной при первом знакомстве с Матцем тоже такое было, ибо взгляд у здоровяка бывает тяжелее булыжника. В Харкнессе я не заметил смущения. То есть его не было совсем. Он глядел на нас с ясностью и открытостью не ребенка, но человека, на сто процентов уверенного, что в этой жизни у него нет ни единой причины бояться, или испытывать смущение. И, ей-богу, от его лица и взгляда у меня что-то внутри обморочно замирало, я не мог дать названия своим ощущениям, поскольку никогда раньше не испытывал ничего подобного.
- Парни, - произносит Джек Харкнесс, ослепительно улыбнувшись и эффектно тряхнув челкой, - Вы уже черт знает сколько времени пялитесь на мою задницу. Не то, чтобы я вас при этом не понимал, но не могли бы сделать мне одолжение и, хотя бы на время, переключить свое внимание на что-нибудь другое?
Я гляжу на него, а краем глаза гляжу на Мэнни. И вижу, как меняется его взгляд, а лицо медленно расползается в улыбке. И он улыбается этому смазливому сукину сыну не так как мне, или другим. Он улыбается ему как равному, и мне хочется встать и врезать им обоим, но я, конечно же, не стану этого делать. Еще не хватало, чтобы среди парней поползли слухи о том, что я запал на новенького.
- У нас завтра вечеринка, - Мэнни смачно затягивается, и струйка дыма из его рта и ноздрей плавно уплывает к потолку, - придешь?
Джек переводит взгляд с него на меня, а я нервно сглатываю. Одному Дьяволу ведомо, что со мной происходит.
- Почему бы нет, - отвечает Харкнесс, продолжая на меня как-то странно и выжидающе пялиться, а я и слова не могу из себя выдавить.
Потом он разворачивается и уходит, я ругаю себя последними словами за так некстати посетивший меня приступ потери дара речи, а Матц смотрит ему вслед, пристально, не отрываясь, как никогда ни на кого на моей памяти не смотрел. Вот и очередной удар по моему самолюбию, и зарождающиеся раздумья о том, что если эти двое споются, то я вполне могу оказаться третьим лишним. Остается лишь попытаться успокоиться и настроиться на философский лад.
АПД. Выложил в комментах еще кусочек.
АПД. Кто хотел проду - читайте.
АПД, Щаз еще кусочек кину.
АПД. Написал еще кусок. Ничего особенно страшного, но слабонервным лучше не читать.
АПД. Дописал, уф!
@темы: Сериалы, Чукча как писатель
Итейн Морриган, аналогично.
Итейн Морриган, а ты что ли не уехала? В дневе пишешь. Насчет напульсника - ни разу не сомневался в твоем мастерстве.
М.б. удастся сегодня-завтра окончательно доделать, тогда успею сфотографировать
это безобразиедо отъезда и выложу.Итейн Морриган, а я помню, речь шла про 18 число. В любом случае - хорошо тебе отдохнуть.
Очень великолепная вещь.
На RSYA2009 однозначно! Достойное творение.
Яркое, образное, характерное и каноничное.
Молодец!
torchinca, аффтар, сцуко, знает, как поскрести по душе читателя.
На RSYA2009 однозначно!
loryn, у меня в этом году урожайно на фики, которые можно было бы отправить на конкурс - целых три больших, и все по "Торчвуду". Правда есть шанс, что я допишу свой фик по ЛОМу.
бездорожью и разгильдяйствуRSYA.Надо собраться и выложить им.... манипсину
А где прочитать твои остальные фики по Торчу?
И про ЛоМ тоже дописывай уже))))
Этот www.diary.ru/~torchwood/p48731968.htm самый первый. Длинный довольно-таки, почти дженовский, тебе вряд ли понравится, его разнесли критики-админы.
Этот про Оуэна, короткий, на кинк-фест, по жребию, тоже дженовский: www.diary.ru/~torchwood/p50838815.htm
Цикл мини-фиков Джек/Янто, слеш, низкорейтинговый, может вот он, кстати, тебе понравится. Часть первая:
www.diary.ru/~torchwood/p52849718.htm
Часть вторая:
www.diary.ru/~torchwood/p58039982.htm
Хуясе я понаписал!
Даже не ожидал, что так безумно понравится!
Читается как канон, совершенно. Все так психологично.
И образно, да! Просто видишь все это.
конечно не хватает нцы, но все остальное шедеврально и про нцу вспоминаешь когда уже все прочел, и то не сразу
Ты - талантище!
Буду фанатеть с твоих фиков. И ожидать-предвкушать по ЛоМу
Т_Т
и вообще, у них же впереди расставание (за которое хочется убить режиссера и сценаристов, но это неважно)
Неправильная богиня, а с другой стороны - может все и правильно. Судьба. И все равно много чего интересного впереди.
Прочитал всё.
Потрясён. Мне в сердце бухнули прямым уколом такой дозняк адреналинового кайфа, что впору звать санитаров...
Ну ты - гений, вот что я скажу!!!
И - Матерь божия!!! - как же мне всё это близко! Умопомрачительно понятно до недосказанной мелочи, и так... 13 серий совершенного мастерского сюжета, с совершенным и естественным отношением героев к миру. себе, друг другу... Невероятно красиво и верно. Ну я просто в экстазе... И это - конечно же, твой стиль! Уже узнаваем, после прочитанного мной Капитана Воробья...
Послушай, это- шедевр.
Я в ауте. В хорошем и полном смысле...
Буду читать ещё, ибо сразу так огловушиться - это точно можно на карачках отползти...
Душевное Вам спасибо, Полковник...
Всего ожидал, но чтоб вот так - стрелой и в ....- не предполагал...
Браво, сэр...
"А теперь я пойду и спокойно умру от разрыва сердца" ( Винсен Вега. Криминальное чтиво)
Я вернусь после реанимации... Не закрывайте библиотеку!
Алес. Полный.
"Вот как надо писать, сукины дети!!!" - кричал он в пространство дождя, и не мог понять, хорошо ему или очень худо...
Я писал этот фик чтобы войти в роль перед съемками нашего Торчвуд- диафильма, кстати. Специально от первого лица, я так очень редко пишу. Судя по всему, вхождение в роль удалось, хотя фик сам по себе самодостаточный получился.
потому что когда я пою хвалебные оды его писательскому таланту, он меня мало слушает, ему недостаточно и вообще "не то все". потому что я, якобы, лицо заинтересованное
Ну вот на раннем этапе, на Петле - это удивительно ново и замечательно. и я согласен полностью в твоей трактовкой образов. Просто восторг!!!
Хотя вот когда Харт по сути убивает Джека - не вполне. всё же - не вполне. Харт - как волк - убийца поневоле! А у тебя получается просто маниак-экспериментатор... Но - не суть! даже такая отличная от моей точка зрения меня восхищает своей красотой. завершённостью и своеобразной логической обоснованностью. Тысяча поцелуев, Полковник!!! Вы буквально вынули меня из некой кризисной ямы личного свойства, и я до сих пор - как и про Пиратов! - нахожусь под мощным лучом Вашего творения.
Спасибо!!!!
Срываю шляпу!!!
Кстати, а что такое - Диафильм? В мою молодость это было вроде слайд-шоу...
Расскажете? И можно ли посмотреть? Ужасно интересно. Особенно теперь.
потому что когда я пою хвалебные оды его писательскому таланту, он меня мало слушает, ему недостаточно и вообще "не то все". потому что я, якобы, лицо заинтересованное - простите, Чарли, я щас буду неприлично смеяться...
дело в том. что со мной творится то же самое! Роберт - как бы он не упивался моими творениями. - для меня ( ну...как супруг...) - лицо заинтересованное!!! И не может. следовательно. представлять мои интересы в суде. Как я Вас понимаю!!!
И его - Шница - тоже...
Но теперь , в очередной раз, вы оба можете признать объективность взаимооценки.
Обнимаю!!!
И спасибо.
Lievsky, не совсем. Он у меня просто сорвался. И этот рефлекс - убивать, если тебя кто-то вывел из себя, проистекает от того, что для него жизнь, как таковая, со временем потеряла свою ценность. И свою жизнь он не ценит, и чужие. Но в отношении своей жизни присутствует инстинкт самосохранения. И концепт был таков - после этой сцены в прологе показать, что были времена, когда для Джона жизнь еще имела ценность. Хотя бы жизнь некоторых людей. Мне хотелось изобразить его неоднозначность. Он не хороший и не плохой, он просто человек. Который подвержен влияниям извне. Вообще, у меня в голове сидела еще одна целая история про их с Джеком молодость в Агентстве, про войну и предательство, про то, почему Джек ушел из Агентства. С двумя оригинальными персонажами. Один из них Матц, другой его любовник, который на момент "Петли" еще не появился в Агентстве. Крохотные кусочки этой истории появляются в моем самом первом фике по "Торчвуду" и в цикле мини-фиков "Шагая навстречу".
Согласен! Полностью... Но это - опять же твой путь духовного развития - а без развития я вообще не понимаю смысла течения жизни - Джона. Да! Почему и восторг. Логично! Закономерно...
И я перечитаю эти "кусочки". Всегда любопытно видеть глазами другого, тем более. если к глазам прилагается и сердце...
Спасибо, друг мой.
А Джона сломал Грэй. Он никогда не был таким...
Lievsky, я вот так не думаю. То есть, это не совсем так. Но что-то близко. Мне всегда было интересно - зачем Джон искал Грея? Они с Джеком уже давно расстались, зачем оно ему было надо? И в какой-то момент я для себя на этот вопрос ответил.