Если не можешь победить честно, тогда просто победи
У Шушпана второй приход крышесноса по Торчвуду, поэтому, чтобы его развлечь, выложу-ка я кусочек текста, который написал еще довольно давно и слегка подзабросил. Это рассказ от лица Джона Харта, рассказ о тех временах, когда они с Джеком работали агентами времени. Надеюсь, когда-нибудь я его все же закончу. Как и фик по ЛОМу. 
И даже хотелось бы дописать обе эти вещи побыстрее, но тут уж как получится.
читать дальшеПролог.
Он произносит последнюю фразу, небрежно выбрасывает через плечо контейнер, и на секунду между нами повисает тишина, нарушаемая лишь постоянным, непрерывным гулом, гулом большого города, который не смолкает, даже когда город спит. Но этот гул звучит снизу и издалека, а здесь, наверху только мы двое, и секунда молчания скручивается в тугую спираль, а наши взгляды словно клинки. Потом я делаю шаг вперед и с силой толкаю его в грудь. И смотрю заворожено, как он летит вниз, навстречу гибели, а потоки воздуха яростно треплют полы его шинели.
Я глубоко, со свистом вдыхаю влажный ночной воздух и пытаюсь собраться с мыслями. Секунду назад я убил Джека Харкнесса, но почему-то ничего не чувствую в связи с этим. Мало того – я даже не осознаю его смерть, словно мы играли в забавную игру, и совсем скоро, он поднимется ко мне; он будет улыбаться, когда признает мою победу, а в глубине его глаз я увижу досаду и испытаю торжество в полной мере. Был ли мой поступок продуманным? Скорее нет, чем да. Когда-то я полагал, что мне будет спокойнее на душе, если, напиваясь в баре, я буду вспоминать о своих друзьях, которые умерли, оставаясь моими друзьями, а не о друзьях, которые меня покинули. Это в какой-то степени принесло бы мне ощущение собственной значимости для Вселенной. Но те времена давно прошли, унеся с собой ощущение значимости, как собственной жизни, так и жизней других. В действительности я не собирался его убивать, и это было скверно, ибо означало лишь одно – я сорвался. Я нарушил собственный запрет на эмоции и привязанности. И, когда мы стояли вдвоем на крыше, и он говорил все эти вещи про меня и про себя, и про будущее, я вдруг понял, что здесь и сейчас мне остается или столкнуть его вниз, или прыгнуть самому. Инстинкт самосохранения все решил за меня. С тех пор, как я перестал задумываться о смысле жизни, мои животные инстинкты чрезвычайно обострились.
Пора, однако, было спускаться вниз и заняться делами, пока питомцы моего дорогого друга не оправились от нанесенного мною урона и не начали путаться под ногами. Снизу тело Джека напоминало изломанную ветку; он глядел вверх широко распахнутыми глазами, а губы его хранили странную насмешливо-снисходительную полуулыбку. Я подобрал валявшийся неподалеку контейнер, приблизился к нему и, прежде чем снять с его запястья браслет - манипулятор, с каким-то детским любопытством коснулся пальцами его щеки, подивившись теплу его кожи. Мне нравилось убивать. Мне это было так же интересно, как детям интересно разбирать на части кукол, чтобы поглядеть, как они устроены внутри. Человек ходит, дышит, разговаривает, накапливает жизненный опыт, но вдруг, в один миг превращается в груду бесполезной плоти, в пустую, сломанную куклу. Я убивал для того, чтобы снова и снова находить подтверждение тому, что наше существование лишено смысла. И Джек Харкнесс не стал исключением, а доказательством тому служит его распластанное поперек садовой скамейки тело. Позже, конечно же, я буду вспоминать своего трагически погибшего друга и по совместительству бывшего любовника, пить за упокой его души, хотя уже давно не верю в существование оной, и произносить скорбные речи на публике.
Но моим чаяниям не суждено было свершиться. Когда, уже в хабе, я увидел Джека живого и вполне целого, я испытал целую гамму эмоций, основным элементом которой явилось глубокое изумление и испуг, а еще болезненно острое, как удар тока облегчение. Я уже давно понял, что чудес в этом мире не бывает, и вдруг чудо свершилось прямо на моих глазах, и осознание этого факта было самым сильным ощущением из тех, что я испытывал за последние лет десять. И тогда я понял, что для меня ничего, в сущности, не изменилось. Мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали свой путь, мы приходим к истокам самих себя. Я не верю ни в прощение, ни в искупление. И я не сомневаюсь, что моя дальнейшая жизнь будет столь же пустой и никчемной, какой была в последние годы, но я готов принять ее в качестве искупления. Возможно, именно это придаст ей хоть какую-то ценность для Вселенной. Аминь.
***
- Джонни, ты спишь? – лениво спрашивает Матц, выпуская дым из ноздрей.
В воздухе витает запах того, что он курит, и скажу по чести, я не стал бы это курить даже под дулом огнемета. С меня хватило и одного раза, после которого я блевал около суток и потом примерно столько же был не в состоянии держаться на ногах. Но у Мэнни стальные нервы, железобетонный вестибулярный аппарат, а вместо мозгов самый совершенный компьютер во Вселенной. А еще он стреляет лучше, чем легендарные космические ковбои и гнет пальцами стальные прутья. Если добавить к этому списку высокий рост, атлетическое телосложение и красоту языческого божества, картина будет максимально полной.
Когда я впервые встретил этого парня, мой внутренний голос сказал мне – «дружище, нам с тобой нужно держаться Манфреда Матца, и будет нам счастье!». И, видимо, мой внутренний голос был услышал кем-то свыше, поскольку предмет нашего с внутренним голосом особого внимания в тот самый момент поманил меня пальцем, ухмыльнулся криво и похлопал по сидению свободного стула рядом с собой. «Джон Харт, да? – произнес он с трудно определяемым выражением, - Контрабанда, воровство, мошенничество. Довольно пестрый послужной список. Добро пожаловать в Агентство времени, Джонни. Держись поближе ко мне, и я обещаю сделать из тебя человека минимум за год». Это случилось в мой первый день появления в Агентстве, и с тех пор прошло полтора года. Вопреки моим надеждам, Матц не стал моим любовником, зато стал другом, хотя его дружба носила явственный характер покровительства, что, впрочем, меня вполне устраивало. Что касается его обещания сделать из меня человека, задача, как видно, оказалась сложнее, чем выглядела на первый взгляд, но нашей дружбе это не мешало. За время работы в Агентстве мне пришлось избавиться от некоторых старых привычек, хотя дисциплину здесь нельзя было назвать слишком уж суровой. По сути, в промежутках между заданиями, мы были предоставлены сами себе, и многие из нас в прошлом были ничем не лучше тех нарушителей запрета на путешествия во времени, за которыми мы охотились. Однако, для меня явился откровением тот факт, что все мои проделки, как бы тщательно я их не скрывал, становились известны начальству, и стоило чаше терпения оного начальства переполнится, меня, в лучшем случае, тут же упрятали бы в самое суровое из всех имеющихся в распоряжении правительства Федерации планет исправительное учреждение, а в худшем я бы погиб в результате несчастного случая. Это изрядно охладило мой пыл, и я на время отказался от мысли заняться торговлей антикварными вещичками, прихваченных из прошлого в качестве военных трофеев.
- Чего молчишь? – снова теребит меня Матц, но отвечать мне не хочется – лень. В комнате отдыха нашей казармы почти пусто и тихо; просвечивающееся сквозь окна полуденное солнце Арктура-4 вкупе с теплом тела пристроившегося рядом Матца и усталостью, оставшейся после нашего последнего рейда, отбивает всякую охоту шевелиться, или разговаривать. Кроме того, из-под полуопущенных век я наблюдаю за парнем, появившимся у нас месяц назад, и мне почему-то ужасно не хочется, чтобы меня кто-то застукал за этим занятием. Тепло Матца неожиданно исчезает; он склоняется надо мною и пускает струю дыма прямо мне в лицо. Я вскакиваю, словно пружиной подброшенный и около минуты судорожно кашляю, скорчившись в дугу.
- Сука ты, Мэнни! – вырывается у меня, как только ко мне возвращается дар речи.
Он ухмыляется глумливо, и покровительственно похлопывает меня по спине.
- Будешь знать, как меня игнорировать. Что, положил глаз на Лицо Бо?
Его полуутвердительный вопрос застает меня врасплох, я фыркаю и несу какую-то чушь, Мэнни глядит на меня с издевкой, а потом он придвигается поближе, и мы уже вместе разглядываем упругую, аппетитную задницу, обтянутую плотной тканью штанов, острые лопатки под тонкой майкой, солнечные блики на светло-каштановых волосах и ресницах, мечтательную полуулыбку и румянец на щеках, а новичок, которого зовут Джек Харкнесс, а иногда называют «Лицо Бо», продолжает наводить глянец на свои ботинки, не замечая нашего внимания. Так продолжается минут пять, а потом он неожиданно выпрямляется и, развернувшись, направляется к нам. Я много раз видел, как парни тушевались и терялись под взглядом Мэнни, хотя всеми силами старались это скрыть, и я их понимаю, черт подери, со мной при первом знакомстве с Матцем тоже такое было, ибо взгляд у здоровяка бывает тяжелее булыжника. В Харкнессе я не заметил смущения. То есть его не было совсем. Он глядел на нас с ясностью и открытостью не ребенка, но человека, на сто процентов уверенного, что в этой жизни у него нет ни единой причины бояться, или испытывать смущение. И, ей-богу, от его лица и взгляда у меня что-то внутри обморочно замирало, я не мог дать названия своим ощущениям, поскольку никогда раньше не испытывал ничего подобного.
- Парни, - произносит Джек Харкнесс, ослепительно улыбнувшись и эффектно тряхнув челкой, - Вы уже черт знает сколько времени пялитесь на мою задницу. Не то, чтобы я вас при этом не понимал, но не могли бы сделать мне одолжение и, хотя бы на время, переключить свое внимание на что-нибудь другое?
Я гляжу на него, а краем глаза гляжу на Мэнни. И вижу, как меняется его взгляд, а лицо медленно расползается в улыбке. И он улыбается этому смазливому сукину сыну не так как мне, или другим. Он улыбается ему как равному, и мне хочется встать и врезать им обоим, но я, конечно же, не стану этого делать. Еще не хватало, чтобы среди парней поползли слухи о том, что я запал на новенького.
- У нас завтра вечеринка, - Мэнни смачно затягивается, и струйка дыма из его рта и ноздрей плавно уплывает к потолку, - придешь?
Джек переводит взгляд с него на меня, а я нервно сглатываю. Одному Дьяволу ведомо, что со мной происходит.
- Почему бы нет, - отвечает Харкнесс, продолжая на меня как-то странно и выжидающе пялиться, а я и слова не могу из себя выдавить.
Потом он разворачивается и уходит, я ругаю себя последними словами за так некстати посетивший меня приступ потери дара речи, а Матц смотрит ему вслед, пристально, не отрываясь, как никогда ни на кого на моей памяти не смотрел. Вот и очередной удар по моему самолюбию, и зарождающиеся раздумья о том, что если эти двое споются, то я вполне могу оказаться третьим лишним. Остается лишь попытаться успокоиться и настроиться на философский лад.
АПД. Выложил в комментах еще кусочек.
АПД. Кто хотел проду - читайте.
АПД, Щаз еще кусочек кину.
АПД. Написал еще кусок. Ничего особенно страшного, но слабонервным лучше не читать.
АПД. Дописал, уф!
И даже хотелось бы дописать обе эти вещи побыстрее, но тут уж как получится. читать дальшеПролог.
Он произносит последнюю фразу, небрежно выбрасывает через плечо контейнер, и на секунду между нами повисает тишина, нарушаемая лишь постоянным, непрерывным гулом, гулом большого города, который не смолкает, даже когда город спит. Но этот гул звучит снизу и издалека, а здесь, наверху только мы двое, и секунда молчания скручивается в тугую спираль, а наши взгляды словно клинки. Потом я делаю шаг вперед и с силой толкаю его в грудь. И смотрю заворожено, как он летит вниз, навстречу гибели, а потоки воздуха яростно треплют полы его шинели.
Я глубоко, со свистом вдыхаю влажный ночной воздух и пытаюсь собраться с мыслями. Секунду назад я убил Джека Харкнесса, но почему-то ничего не чувствую в связи с этим. Мало того – я даже не осознаю его смерть, словно мы играли в забавную игру, и совсем скоро, он поднимется ко мне; он будет улыбаться, когда признает мою победу, а в глубине его глаз я увижу досаду и испытаю торжество в полной мере. Был ли мой поступок продуманным? Скорее нет, чем да. Когда-то я полагал, что мне будет спокойнее на душе, если, напиваясь в баре, я буду вспоминать о своих друзьях, которые умерли, оставаясь моими друзьями, а не о друзьях, которые меня покинули. Это в какой-то степени принесло бы мне ощущение собственной значимости для Вселенной. Но те времена давно прошли, унеся с собой ощущение значимости, как собственной жизни, так и жизней других. В действительности я не собирался его убивать, и это было скверно, ибо означало лишь одно – я сорвался. Я нарушил собственный запрет на эмоции и привязанности. И, когда мы стояли вдвоем на крыше, и он говорил все эти вещи про меня и про себя, и про будущее, я вдруг понял, что здесь и сейчас мне остается или столкнуть его вниз, или прыгнуть самому. Инстинкт самосохранения все решил за меня. С тех пор, как я перестал задумываться о смысле жизни, мои животные инстинкты чрезвычайно обострились.
Пора, однако, было спускаться вниз и заняться делами, пока питомцы моего дорогого друга не оправились от нанесенного мною урона и не начали путаться под ногами. Снизу тело Джека напоминало изломанную ветку; он глядел вверх широко распахнутыми глазами, а губы его хранили странную насмешливо-снисходительную полуулыбку. Я подобрал валявшийся неподалеку контейнер, приблизился к нему и, прежде чем снять с его запястья браслет - манипулятор, с каким-то детским любопытством коснулся пальцами его щеки, подивившись теплу его кожи. Мне нравилось убивать. Мне это было так же интересно, как детям интересно разбирать на части кукол, чтобы поглядеть, как они устроены внутри. Человек ходит, дышит, разговаривает, накапливает жизненный опыт, но вдруг, в один миг превращается в груду бесполезной плоти, в пустую, сломанную куклу. Я убивал для того, чтобы снова и снова находить подтверждение тому, что наше существование лишено смысла. И Джек Харкнесс не стал исключением, а доказательством тому служит его распластанное поперек садовой скамейки тело. Позже, конечно же, я буду вспоминать своего трагически погибшего друга и по совместительству бывшего любовника, пить за упокой его души, хотя уже давно не верю в существование оной, и произносить скорбные речи на публике.
Но моим чаяниям не суждено было свершиться. Когда, уже в хабе, я увидел Джека живого и вполне целого, я испытал целую гамму эмоций, основным элементом которой явилось глубокое изумление и испуг, а еще болезненно острое, как удар тока облегчение. Я уже давно понял, что чудес в этом мире не бывает, и вдруг чудо свершилось прямо на моих глазах, и осознание этого факта было самым сильным ощущением из тех, что я испытывал за последние лет десять. И тогда я понял, что для меня ничего, в сущности, не изменилось. Мы всегда возвращаемся туда, откуда начинали свой путь, мы приходим к истокам самих себя. Я не верю ни в прощение, ни в искупление. И я не сомневаюсь, что моя дальнейшая жизнь будет столь же пустой и никчемной, какой была в последние годы, но я готов принять ее в качестве искупления. Возможно, именно это придаст ей хоть какую-то ценность для Вселенной. Аминь.
***
- Джонни, ты спишь? – лениво спрашивает Матц, выпуская дым из ноздрей.
В воздухе витает запах того, что он курит, и скажу по чести, я не стал бы это курить даже под дулом огнемета. С меня хватило и одного раза, после которого я блевал около суток и потом примерно столько же был не в состоянии держаться на ногах. Но у Мэнни стальные нервы, железобетонный вестибулярный аппарат, а вместо мозгов самый совершенный компьютер во Вселенной. А еще он стреляет лучше, чем легендарные космические ковбои и гнет пальцами стальные прутья. Если добавить к этому списку высокий рост, атлетическое телосложение и красоту языческого божества, картина будет максимально полной.
Когда я впервые встретил этого парня, мой внутренний голос сказал мне – «дружище, нам с тобой нужно держаться Манфреда Матца, и будет нам счастье!». И, видимо, мой внутренний голос был услышал кем-то свыше, поскольку предмет нашего с внутренним голосом особого внимания в тот самый момент поманил меня пальцем, ухмыльнулся криво и похлопал по сидению свободного стула рядом с собой. «Джон Харт, да? – произнес он с трудно определяемым выражением, - Контрабанда, воровство, мошенничество. Довольно пестрый послужной список. Добро пожаловать в Агентство времени, Джонни. Держись поближе ко мне, и я обещаю сделать из тебя человека минимум за год». Это случилось в мой первый день появления в Агентстве, и с тех пор прошло полтора года. Вопреки моим надеждам, Матц не стал моим любовником, зато стал другом, хотя его дружба носила явственный характер покровительства, что, впрочем, меня вполне устраивало. Что касается его обещания сделать из меня человека, задача, как видно, оказалась сложнее, чем выглядела на первый взгляд, но нашей дружбе это не мешало. За время работы в Агентстве мне пришлось избавиться от некоторых старых привычек, хотя дисциплину здесь нельзя было назвать слишком уж суровой. По сути, в промежутках между заданиями, мы были предоставлены сами себе, и многие из нас в прошлом были ничем не лучше тех нарушителей запрета на путешествия во времени, за которыми мы охотились. Однако, для меня явился откровением тот факт, что все мои проделки, как бы тщательно я их не скрывал, становились известны начальству, и стоило чаше терпения оного начальства переполнится, меня, в лучшем случае, тут же упрятали бы в самое суровое из всех имеющихся в распоряжении правительства Федерации планет исправительное учреждение, а в худшем я бы погиб в результате несчастного случая. Это изрядно охладило мой пыл, и я на время отказался от мысли заняться торговлей антикварными вещичками, прихваченных из прошлого в качестве военных трофеев.
- Чего молчишь? – снова теребит меня Матц, но отвечать мне не хочется – лень. В комнате отдыха нашей казармы почти пусто и тихо; просвечивающееся сквозь окна полуденное солнце Арктура-4 вкупе с теплом тела пристроившегося рядом Матца и усталостью, оставшейся после нашего последнего рейда, отбивает всякую охоту шевелиться, или разговаривать. Кроме того, из-под полуопущенных век я наблюдаю за парнем, появившимся у нас месяц назад, и мне почему-то ужасно не хочется, чтобы меня кто-то застукал за этим занятием. Тепло Матца неожиданно исчезает; он склоняется надо мною и пускает струю дыма прямо мне в лицо. Я вскакиваю, словно пружиной подброшенный и около минуты судорожно кашляю, скорчившись в дугу.
- Сука ты, Мэнни! – вырывается у меня, как только ко мне возвращается дар речи.
Он ухмыляется глумливо, и покровительственно похлопывает меня по спине.
- Будешь знать, как меня игнорировать. Что, положил глаз на Лицо Бо?
Его полуутвердительный вопрос застает меня врасплох, я фыркаю и несу какую-то чушь, Мэнни глядит на меня с издевкой, а потом он придвигается поближе, и мы уже вместе разглядываем упругую, аппетитную задницу, обтянутую плотной тканью штанов, острые лопатки под тонкой майкой, солнечные блики на светло-каштановых волосах и ресницах, мечтательную полуулыбку и румянец на щеках, а новичок, которого зовут Джек Харкнесс, а иногда называют «Лицо Бо», продолжает наводить глянец на свои ботинки, не замечая нашего внимания. Так продолжается минут пять, а потом он неожиданно выпрямляется и, развернувшись, направляется к нам. Я много раз видел, как парни тушевались и терялись под взглядом Мэнни, хотя всеми силами старались это скрыть, и я их понимаю, черт подери, со мной при первом знакомстве с Матцем тоже такое было, ибо взгляд у здоровяка бывает тяжелее булыжника. В Харкнессе я не заметил смущения. То есть его не было совсем. Он глядел на нас с ясностью и открытостью не ребенка, но человека, на сто процентов уверенного, что в этой жизни у него нет ни единой причины бояться, или испытывать смущение. И, ей-богу, от его лица и взгляда у меня что-то внутри обморочно замирало, я не мог дать названия своим ощущениям, поскольку никогда раньше не испытывал ничего подобного.
- Парни, - произносит Джек Харкнесс, ослепительно улыбнувшись и эффектно тряхнув челкой, - Вы уже черт знает сколько времени пялитесь на мою задницу. Не то, чтобы я вас при этом не понимал, но не могли бы сделать мне одолжение и, хотя бы на время, переключить свое внимание на что-нибудь другое?
Я гляжу на него, а краем глаза гляжу на Мэнни. И вижу, как меняется его взгляд, а лицо медленно расползается в улыбке. И он улыбается этому смазливому сукину сыну не так как мне, или другим. Он улыбается ему как равному, и мне хочется встать и врезать им обоим, но я, конечно же, не стану этого делать. Еще не хватало, чтобы среди парней поползли слухи о том, что я запал на новенького.
- У нас завтра вечеринка, - Мэнни смачно затягивается, и струйка дыма из его рта и ноздрей плавно уплывает к потолку, - придешь?
Джек переводит взгляд с него на меня, а я нервно сглатываю. Одному Дьяволу ведомо, что со мной происходит.
- Почему бы нет, - отвечает Харкнесс, продолжая на меня как-то странно и выжидающе пялиться, а я и слова не могу из себя выдавить.
Потом он разворачивается и уходит, я ругаю себя последними словами за так некстати посетивший меня приступ потери дара речи, а Матц смотрит ему вслед, пристально, не отрываясь, как никогда ни на кого на моей памяти не смотрел. Вот и очередной удар по моему самолюбию, и зарождающиеся раздумья о том, что если эти двое споются, то я вполне могу оказаться третьим лишним. Остается лишь попытаться успокоиться и настроиться на философский лад.
АПД. Выложил в комментах еще кусочек.
АПД. Кто хотел проду - читайте.
АПД, Щаз еще кусочек кину.
АПД. Написал еще кусок. Ничего особенно страшного, но слабонервным лучше не читать.
АПД. Дописал, уф!
@темы: Сериалы, Чукча как писатель
-
-
07.04.2009 в 17:39-
-
07.04.2009 в 18:42-
-
07.04.2009 в 20:32-
-
07.04.2009 в 23:13Итейн Морриган, интересно то, что Джек/Янто я писал не от первого лица, и про Оуэна тоже, а этот сразу написался от первого, хотя о косплее тогда и мысли не было даже.
pentelina, спасибо. Все время забываю написать, что меня плющит и таращит от твоей аватарки.
-
-
07.04.2009 в 23:14Итейн Морриган, интересно то, что Джек/Янто я писал не от первого лица, и про Оуэна тоже, а этот сразу написался от первого, хотя о косплее тогда и мысли не было даже.
pentelina, спасибо. Все время забываю написать, что меня плющит и таращит от твоей аватарки.
-
-
07.04.2009 в 23:17Спасибо! ))) Она у меня любимая
-
-
04.05.2009 в 17:21Пыль нескончаемым потоком движется навстречу, слепит глаза, забивает ноздри, скрипит на зубах. Защитные очки остались в шаттле, так что нам приходится брести сквозь ветер и пыль, прикрывая глаза растопыренной ладонью и стараясь дышать редко и размеренно. Джек отстает от меня ровно на три шага; даже спиной я ощущаю исходящие от него волны вины и злости. На самом деле, моя злость на него уже почти прошла, и, если честно, я, в глубине души, считаю, что виноват в случившемся с нами в той же степени, что и он сам. Я должен был выбрать в напарники на эту миссию кого-нибудь другого, я же знал, что ему сложно воспринимать меня как старшего, как командира. Но я, подобно сексуально озабоченному примату, ухватился за шанс подкатиться к парню, занимавшему мои мысли уже непростительно долгое время, улучить момент, оказаться наедине, а там уж как вывезет. Тем более, что миссия обещала быть нескучной, и у меня появился шанс покрасоваться перед новичком, продемонстрировав свою удаль.
Дело касалось некоего предприимчивого малого по имени Мэлло Мокус, который поместил во временную петлю целую планету, чтобы безнаказанно опустошать ее недра. По предварительным данным, планета, носящая в картотеке Протокола Теней название Аурида, была неиссякаемым источником слайма, трианитрия и некоторых драгоценных металлов. Рудники, принадлежащие Мокусу, были сосредоточены в основном в средней полосе – посреди степей центрального материка и горной гряды, окаймляющей одно из немногочисленных морей. В определенные периоды Мокус разрывал временную петлю, чтобы вывезти награбленное, и это был наш единственный шанс попасть на планету. Сначала все шло как по маслу - мы прибыли в нужную точку и затаились, выпустив маскировочную сеть. Наши расчеты оказались верны – в назначенный час планета появилась, будто бы из ниоткуда, и мы оказались точно на ее орбите. Спустившись к одному из рудников, где, согласно разведданным был установлен временной контур, и где как раз активно шла погрузка руды на транспортник, мы включили нейронный парализатор, способный в радиусе километра вырубить даже мамонта. Дальше все было проще простого – погрузив два десятка неподвижных тел в шаттл, мы заминировали рудник и собрались уже было покинуть планету, тем более, что время поджимало и мы едва укладывались в график. Вот тут-то и появился Мэлло Мокус, собственной персоной. Он вышел к нам, держа за руки двух ребятишек лет семи-восьми, следом плелись еще пятеро, очевидно дети тех, кто работал на руднике. Не иначе, когда сработал парализатор, эта теплая компания пряталась внизу. Он начал плести какую-то чушь насчет того, что если мы не остановим взрыв, то дети погибнут, а когда я, не дослушав, разрядил ему в грудь половину обоймы и крикнул мелким, чтобы они немедленно тащили свои задницы в шаттл, то глупые щенки кинулись врассыпную. Я, конечно же, не собирался отлавливать их и уговаривать спасать свои шкуры, ибо шаттл, автоматически запрограммированный на своевременное возвращение на базу, не стал бы нас дожидаться. Но Джек кинулся следом, игнорируя как мой приказ, так и последовавшие за ним отборные ругательства. Понимая, что этот идиот не отступит, даже рискуя взлететь на воздух, я рванул к взрывателю. Аккумулятор устройства мне удалось отключить буквально на последних секундах, так что когда я выбрался наружу, в глазах у меня было темно от распирающих меня остатков страха, а еще от злости и досады. Выражение лица Джека лишило меня тех остатков самообладания, какие еще оставались – он глядел мне в глаза с непоколебимой уверенностью в своей правоте, хотя этот сукин сын ослушался прямого приказа, что привело к непоправимым последствиям. В эту минуту мне хотелось убить Джека Харкнесса. Помню как я орал на него, как сбил его с ног ударом в челюсть, как он, поднявшись, ударил меня в ответ и как мы катались в пыли, молотя друг друга кулаками. А потом сидели плечом к плечу, тяжело дыша и утирая кровь. Все было бесполезно, все. Давно ситуация не складывалась так скверно. Шаттла, конечно же, и след простыл, временной контур замкнулся, мы попали в петлю и застряли на Ауриде, и никакие силы во Вселенной не способны нас отсюда вызволить, а если попытаться взорвать шахту вместе с временным контуром, то мы застрянем здесь навечно. Когда к нам частично вернулась способность здраво мыслить, мы заключили временное перемирие. Я решил прошвырнуться по руднику на предмет разжиться чем-нибудь полезным, а Джек вызвался поговорить с детишками, чтобы разузнать, с какой периодичностью рабочим привозили провизию и все необходимое, и, соответственно, когда нам ждать гостей. Мой рейд оказался не особенно результативным, как видно рабочих держали в черном теле, ибо мне удалось отыскать лишь ящик сухих галет, распотрошенную аптечку без единого медикамента, три пятилитровых баллона с питьевой водой, химический анализатор и исправный навигационный прибор с картой материка. Новости, которые узнал Джек, тоже оказались неутешительными – до прибытия интендантской группы оставалось меньше суток, а, поскольку группу возглавлял родной брат Мэлло Мокуса, то ждать от него пощады не приходилось, так что нам нужно было как можно быстрее уносить ноги подальше от рудника.
-
-
04.05.2009 в 17:21- Вот они, - я показываю Джеку пять темных точек на экране сканера, - местные аборигены. Дикари. Ездят верхом на каких-то тварях, типа ящерицах.
- Но до них больше километра, мы их даже не видим! Как они могут достать нас стрелами?! – Харкнесс явно растерян, и, я бы сказал, что мне нравится видеть его растерянным.
- Это еще что! Ты бы видел, как стреляют мармейцы!
- Ничего, я сниму их, как только они приблизятся, - рука Джека тянется к кобуре на поясе, а меня вновь накрывает бешенство, как тогда на руднике. Я сгребаю его за ворот куртки, насколько это позволяет наше лежачее положение; я говорю, и сам не слышу своего голоса, но, судя по выражению лица Харкнесса, он производит впечатление на слушателя.
- А теперь послушай меня, деревенский ты придурок, мальчик - олигофрен! Давай договоримся так – если ты хотя бы шевельнешься без моего приказа, я прострелю тебе башку, и никто меня за это не осудит, потому что за неподчинение старшему во время миссии полагается самое суровое наказание, вплоть до смертной казни, понял ты, или нет, чертов кретин?!
Он молчит, лишь ошалело кивает, потом подает голос:
- Так что будем делать?
- Приготовь шумовые гранаты, - я стараюсь, чтобы в моем тоне не так уж откровенно звучало удовлетворение достигнутым результатом, но получается плохо, ну и наплевать, - Надо попытаться их отпугнуть, никого не убив. Мы тут застряли, забыл? Нам нельзя портить отношения с местными, иначе мы тут не выживем. Взгляд Харкнесса слегка проясняется, он вновь машинально кивает, лезет в сумку.
- Кинешь по моей команде.
- А ты что собираешься делать? Или подчиненным запрещено задавать вопросы на миссии?
Нет, ну вот ведь засранец, не удержался-таки от шпильки, даже в такой момент!
- Видишь вот это? – спрашиваю я, похлопав по рукояти катаны, что торчит у меня за спиной. – Если ты попадаешь в далекое прошлое, или на какую-нибудь отсталую планетку, то современное оружие может помочь тебе победить местных, может их напугать, но чтобы заслужить их уважение, нужно что-то вроде такой вот штуки.
Он хмыкает недоверчиво и с оттенком скепсиса, и я не выдерживаю.
- Думаешь, я ношу ее для красоты, чтобы кадрить мальчиков и девочек, да? – вырывается у меня со злостью, - если ты считаешь меня полным ничтожеством, то какого рожна ты согласился идти со мной на миссию, а, Харкнесс?
У Джека дрожат ресницы, но глядит он ясно и открыто, с тем самым выражением, с каким глядел на меня при первой встрече, а еще в его глазах недоумение и обида, и злость моя мгновенно тает, словно масло на горячей сковороде, разливается внутри теплом, и я первым отвожу глаза, чтобы Харкнесс этого не заметил.
А потом я поднимаюсь во весь рост с катаной наизготовку, прикрываю глаза и вдыхаю полной грудью горячий, пропитанный пылью воздух. Свист стрел звучит резче, чем ветер, так что глаза мне не нужны – я стою неподвижно, лишь катана в моих руках порхает птицей, разрубая одну стрелу за другой, и это совсем не сложно, гораздо легче, чем наши с Матцем некоторые тренировочные упражнения. Мой разум чист, ничто и никто не способен нарушить мою концентрацию, разве что… Услышав, как позади восхищенно присвистнул Джек Харкнесс, я отвлекаюсь всего на долю секунды, но этого достаточно.
- Бросай! – кричу я ему, зажимая рукой левое плечо с торчащим из него древком стрелы.
Больно, чертовски больно, так, что слезы на глазах, и сквозь пелену я вижу землю – бурая почва и пожухлый кустик травы рядом с упавшей катаной, я пытаюсь сосредоточиться на этом кустике, но получается плохо, потому что мне в принципе сложно сосредоточиться, когда Джек рядом, и я трижды кретин, что взял его на эту миссию. Взрывы оглушают, эхом разносятся по степи, затихают отдаленным гулом. Я хватаюсь за древко, резко дергаю. Мир темнеет и кружится, земля становится ближе, когда я падаю на колени и опираюсь на нее рукой; алые капли падают на пожухлый кустик, оживляя его мертвенную тусклость. Джек появляется откуда-то сбоку, опускается рядом, поддерживая меня за плечи. Его лицо вновь близко-близко, прерывистое теплое дыхание обдувает мне лоб, и, кажется, он искренне встревожен, это так приятно, ей-Богу.
- Они ушли, Джон, удрали! Слышишь?!
Я растягиваю губы в улыбке.
- Если бы не ты, сукин сын, был со мной, а кто-нибудь другой, кроме Мэнни конечно, я бросил бы его подыхать на том руднике, клянусь Богом. Ты чертовски везучий ублюдок, Джек Харкнесс.
Он скалится в ответ, придвинувшись еще ближе, нос к носу.
- Если это признание в любви, то достаточно оригинальное.
Мы долго не отводим глаз, это словно соревнование – кто первый даст слабину, но мне сложно ему противостоять, потому что веки тяжелеют, а глаза норовят закатиться под лоб. Но, поскольку я здесь главный, я могу воспользоваться своим положением.
- Харкнесс, - я облизываю пересохшие губы, не опуская глаз, - принеси-ка анализатор.
- Что…, - он встряхивает головой, будто очнувшись, - Зачем? Тебя нужно перевязать, я принесу аптечку.
- А-а-атставить! – гаркаю я, будто капрал на плацу, - Неси анализатор, дубина, если эти степняки мажут стрелы какой-нибудь ядовитой дрянью, то перевязка мне не понадобится, ибо я покойник.
Он бросается за анализатором с такой скоростью, что я начинаю подозревать в себе командирский талант.
Спустя четверть часа я пребываю в положении полулежа, прислонившись спиной к нашему сваленному на землю багажу, отхлебываю из фляги разбавленный спирт, а Джек сноровисто бинтует мне плечо. Яда на наконечнике не оказалось, и, кажется, жизнь потихоньку налаживается.
-
-
04.05.2009 в 19:21А когда ожидать продолжения?
-
-
04.05.2009 в 20:39-
-
04.05.2009 в 22:15-
-
04.05.2009 в 22:18-
-
04.05.2009 в 22:27-
-
04.05.2009 в 22:28Итейн Морриган, а что есть НЛП?
-
-
04.05.2009 в 22:30-
-
04.05.2009 в 22:31-
-
04.05.2009 в 22:39-
-
05.05.2009 в 11:26Итейн Морриган, давай. По крайней мере, с каноном я знаком.
-
-
05.05.2009 в 11:31-
-
05.05.2009 в 11:40Спасибо за продолжение! Очень понравилось! ))) Безумно хочется узнать, что же будет дальше
-
-
05.05.2009 в 11:43pentelina, дальше будет то, что было озвучено в каноне, сезон второй, серия первая:
-Ты был женой..
-Нет, это ты был женой!
-Ну ладно, но я был хорошей женой! (с)
Спасибо за поддержку.
-
-
05.05.2009 в 11:47Итейн Морриган, я сейчас к Чарли зайти не смогу, я у тебя на дневе почитаю, если ты эти фики имеешь в виду.
-
-
05.05.2009 в 11:52www.diary.ru/~11296/p397047.htm
www.diary.ru/~11296/p420133.htm
www.diary.ru/~11296/p420133.htm
-
-
05.05.2009 в 11:58-
-
05.05.2009 в 12:07Не, ну я в общем-то догадалась, о чем речь
-
-
05.05.2009 в 12:14pentelina, ну, в последних сериях второго сезона у Джона начало просыпаться нечто, похожее на совесть и человечность. Это позволило мне сделать вывод, что когда-то у него эти качества были, хотя моего Джона тоже образчиком совести и человечности не назовешь.
-
-
05.05.2009 в 12:26-
-
05.05.2009 в 14:10www.diary.ru/~11296/p474469.htm - вот он родной. Аж НЦ-21 и с мужчиной, как заказывали.
НЛП учит правильно обращаться со словами, т.е. использование одного слова вызывает одно, а его синонима - другое, так же и словарные формы, одно и то же можно сказать несколькими грамматически правильными словосочетаниями, но только одно выполнит ту функцию, которую тебе надо.
Вот как-то так.
Да, а ю-мыл сейчас тебе перешлю.
-
-
05.05.2009 в 14:28Итейн Морриган, ну, я к НЦе прохладно отношусь, сам ее писал всего один раз. Но мне твой стиль нравится, получается гармонично и не пошло. Правда, что касается содержания, то мне показалось, что Ирвинг как-то очень быстро сломался, интереснее было бы, если бы у их со Снейпом психологическая война продлилась подольше.
НЛП учит правильно обращаться со словами, т.е. использование одного слова вызывает одно, а его синонима - другое, так же и словарные формы, одно и то же можно сказать несколькими грамматически правильными словосочетаниями, но только одно выполнит ту функцию, которую тебе надо.
Весьма логично расписано, я о таком и не задумывался. Пишу как Бог на душу положит.
ГП был на начальном подъёме, фики писали немногие и очень серьёзно подходили к этому делу. И спаривать Снейпа с мужиками как-то было некрасиво...
Странно слышать, поскольку когда я начал интересоваться слэшем, то фиков по ГП было больше всего, спаривали всех со всеми и рейтинги были очень высокие. А мне как-то по нему ни разу не писалось, хотя я охватил много фэндомов.
-
-
05.05.2009 в 14:34когда я начал интересоваться слэшем, то фиков по ГП было больше всего, спаривали всех со всеми и рейтинги были очень высокие. Это в каком году было? Я же была в самом начале фандома, а вот через полгодика уже пошло-поехало...